Балтика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Определяя к себе в Средиземноморскую экспедицию младшим флагманом вице-адмирала Фондезина, адмирал Грейг желал, прежде всего, видеть в нем послушного и беспрекословного исполнителя своей воли, а не более. Сам Фондезин по отзыву Грейга был человеком исправным и послушным. Грейг, правда, не раз сетовал на излишнюю осторожность младшего флагмана, но считал это делом поправимым, так как все предполагал решать сам. Никто не думал, что Фондезину выпадет жребий действовать самостоятельно.

Указ о начале войны на кораблях зачитали, команды взбодрились, офицеры рвались в бой, но все осталось по-прежнему. Корабли все так же стояли на якорях и в море выходить никто не собирался. Никаких действий вице-адмирал не предпринимал. Когда его спрашивали, почему стоим без дела, отвечал недовольно:

– А потому, что на сей счет никаких инструкций я не получал, а торопливость хороша лишь при ловле блох прытких!

Но вот пришло новое известие, на этот раз о Гогландском сражении. В кают-компаниях и в матросских палубах поднялся шум и гам: чем мы хуже, почему сидим без дела? Офицеры депутацию за депутацией к Фондезину слать начали, дескать, пора и нам свою долю в дело общее внести. Но на все просьбы вице-адмирал отвечал неизменно:

– Нету пока из столицы указательств никаких конкретных! А без приказа я в море идти не могу!

И только тогда, когда возмущенная офицерская молодежь перешла от глухого роптания к откровенным дерзостям, Фондезин попросил посланника помочь ему в одном деликатном деле.

– Это в каком же? – искренне удивился просьбе длинный и сутулый Крюднер.

– Хочу разорить я шведский порт Гетеборг, а затем произвесть поиск на Марстранд и изничтожитъ в здешних водах всю шведскую коммерцию!

– Ради бога, коль решили, так и действуйте! – пожал плечами посланник. – Но я-то здесь причем?

Хочу просить в сем деле помощи датского флота. – горячо зашептал ему на ухо вице-адмирал, хотя разговор шел и так наедине.

– Виллим Петрович! Вы ведь опытный человек и должны понимать, что никогда, пока не решен вопрос о вступлении Дании в войну, никто на сей шаг не пойдет! Мы и так должны благодарить датчан, что они дали нам корабельное пристанище в Копенгагене! – Крюднер был изрядно озадачен политической дремучестью своего собеседника.

– Жалко! – вздохнул Фондезин. – Одному соваться-то в проливы боязно!

– Это от чего же? – уже со злобой бросил посланник. – У меня есть верные сведения о неприятеле. В проливах сейчас прячутся лишь три шведских фрегата. На каждом по сорок пушек. Вот и названья их: «Венус», «Белона» и «Диана». Истребляйте их на здоровье, у вас-то ведь корабли 100-пушечные!

В ответ вице-адмирал отчего-то принялся вдруг вздыхать тяжко да охать, бормоча какую-то чушь. Проводив Фондезина до порога своего дома, Крюднер долго нервно расхаживал по кабинету, затем зашел к жене.

– Разумеется, о состоявшемся между мной и Фондезиным разговоре я извещать Петербург не стану, но одно мне уже предельно ясно: побед от сего флотоводца державе нашей ждать не следует! – заявил он.

– Будем ли мы приглашать его в наш дом? – поинтересовалась супруга.

– Никогда! – бросил ей Криднер. – Этому проходимцу в приличном доме делать нечего. Боюсь же сейчас я иного – кабы сей флотовождь с датчанами нас вконец не перессорил!

В Копенгагене ждало Фондезина и пополнение: два только купленных в Англии легких и быстроходных разведчика – куттера «Меркурий» да «Дельфин».

Посланник глядел как в воду. Вскоре Фондезин перессорился с кем только смог. Нудный и мелочей, он буквально изводил своими придирками датчан. То вице-адмирала не устраивала поворотливость копенгагенских буксиров, то датский флагман встречал его без должного почтения… Кончилось тем, что датчане старались лишний раз с Фондезиным не связываться, а держаться от него подальше.

Сам же Фондезин, сидя в своем салоне на флагманской «Чесме», жаловался адъютантам:

– В том, что меня в дома местные благородные не зазывают, в том есть несомненные и известные политические интриги противу государыни нашей!

Адъютанты, кривя губы и сдерживая зевоту, переглядывались. Да кто ж тебя, губошлепа, к себе позовет-то, перед людьми позориться!

Впрпочем, и Фондезин был о своих офицерах не лучшего мнения.

– Ой, с кем служу, с кем служу! – плакался он самому себе и строчил донос за доносом.

Так в бездеятельности был потерян целый месяц.

Нашим матросам в Копенгагене нравилось. На берег их пускали нечасто, но порой все же в трактиры они вырывались. Чему больше всего дивились матросы – так это тому, что за границей нет бань. Никак не могли взять в толк, как можно жить без бани.

– Как же они без бани-то, – поражались матросы – Свиньями, что ли, живут али грязь скребницами с себя счищают? От немытия, ведь и вша прибежит, и чесотка замучает аль какая другая скверная болесть привяжется.

– Эх, олух царя небесного! – серчали унтера. – Какие там скребницы! Какая чесотка! Лошади, что ли, они какие! У датчанов для мытья ванныи имеются.

– Ванныи? А что энто такое?

– Энто, братец, лохань али корыто, какое теплою водицею наливается, а ты садись туды да полощись, как утка в луже, покудова не умаешься, и сам вон не полезешь.

– Что ж это за мытье такое дрянное? – поражались матросы. – Так же в собственной грязи весь и останешься! То ли дело – баня! Попреешь малость, так грязь сама так и сходит, хоть лопатой отгребай!

Наконец, из Петербурга до Копенгагена пришла бумага разгромная. В ней без обиняков спрашивали: когда воевать будете?

Но даже после этого весьма недвусмысленного понукания искать шведские фрегаты Фондезин не стремился. Ситуация и впрямь складывалась самая дикая: Россия, обладая сильнейшей эскадрой 100-пушеных кораблей в самый разгар жесточайшей войны держала ее в полном бездействии! Здесь пахло уже не безалаберностью, а самой настоящей изменой! Однако Фондезина все это, казалось, нисколько не касалось:

– У короля суда юркие. Спрячутся за каменьями – и ну палить, что тогда делать станем в водах, нам не знакомых? А посему нечего нам в проливы балтийские и соваться! Будем лучше страх наводить на побережье Сконии!

И навел, да такой, что гул пошел по всей Европе! В Стокгольме и Лондоне, о действиях фондезинских узнавши, от радости потирали руки. В Петербурге плевались возмущенно. И было от чего! Дело в том, что внимание Фондезина почему-то привлекло нищее рыбачье сельцо Ро, находящееся на шведском побережье между городами Эльсинборгом и Ландскроной. Для набега Фондезин отрядил несколько вооруженных баркасов да полторы сотни морских солдат.

– Разорить и испепелить! – велел вице-адмирал грозно.

Десант приказ исполнил: сельцо разорил, а жителей разогнал. Вот тогда-то известие о набеге российской «эскадры» на рыбачью деревушку и пошло гулять