Река времени. По следам моей памяти - Виктор Николаевич Ярошенко

что руководство одной из ассоциаций держателей российских долгов обладает определённым административным ресурсом и хочет пробиться напрямую к Черномырдину, – я проинформировал его, что пришлось их просто «продинамить»… Черномырдин был, как всегда, краток, но красноречив.

– Ну и правильно, – сказал, немного подумав, Виктор Степанович, – потому что… нечего!

С французской стороны свою подпись на компромиссном документе поставил премьер-министр Лионель Жоспен. А в мае 1997 году межправительственное пакетное соглашение было окончательно подписано, и Россия вместо 40 или даже 100 млрд. долл. США, которые требовали ассоциации, заплатила 400 млн долларов США шестимесячными траншами по 50 млн долларов США. Таким образом, проблема взаимных финансовых и имущественных претензий, возникших до 9 мая 1945 года, была окончательно урегулирована. Решающую роль в данной сделке, насколько я знаю, сыграл Касьянов; тогда же при моём участии была достигнута договорённость о новых кредитах для России и поэтапных инвестициях фирмы Рено в российское автомобилестроение. Для общественности это выглядело исключительно как жест доброй воли, но на самом деле, это была осознанная необходимость, открывающая дорогу для западных кредитов и прямых инвестиций.

«Царские долги» оставили существенный след в истории Франции и наших взаимоотношениях. Многие рядовые французы были разорены и покончили с собой; отчаявшиеся крестьяне в знак протеста обклеивали российскими облигациями курятники и коровники; спекулянты в надежде на будущее за гроши скупали облигации буквально грузовиками… На парижской бирже они даже котировались некоторое время, а потом уже продавались на вес. В результате различных переговоров с ассоциациями держателей акций французское правительство создало соответствующий реестр, в который включило только наследников непосредственных владельцев облигаций с государственными гарантиями, отсекло спекулянтов, а оставшимся заплатило небольшую сумму, производную от российских 400 млн долларов США. Конечно, это было не справедливо со стороны французских властей по отношению к своим гражданам, ведь фактически Россия заплатила 400 млн долларов США плюс десятки миллиардов долларов США стоимости российских активов, включая стоимость российского золота с процентами за 70 лет.

Французы жаловались мне, что если за единицу принять некоторое количество облигаций, то в 1917 году на них можно было купить участок земли и построить на нём небольшой дом, а на компенсацию такого же числа облигаций в 2000 году можно лишь внести месячную арендную плату за двухкомнатную квартиру в центре Париже.

Руководство обиженной ассоциации, которое не получило «индивидуальной компенсации», активно бросилось в бой, вновь уверяя своих членов, что во всём виноваты «жадные русские», что «компенсация просто смехотворна». Без поддержки французского государства, которое «умыло руки», они добиваются отдельных судебных решений, которые невозможно реализовать и которые аннулируются судами высшей инстанции. Так, в 2000 году они пытались арестовать российский парусник «Седов», который с трудом уплыл из «объятий Марселя». В 2003 году по иску разгневанных потомков кредиторов судебные исполнители произвели опись произведений искусства из коллекции Эрмитажа, выставленной в соборе парижского Дома инвалидов, но всё безрезультатно. В 2011-м была предпринята попытка завладеть Свято-Николаевским собором в Ницце с прилегающей землёй и недвижимостью.

В наследство от большевиков и советской власти нам незаслуженно досталось много проблем, отрицательных эмоций и даже ненависти со стороны разных народов, я имею ввиду не только эти эпизоды…

3.4. Мир не без «добрых людей»

Сладкая парочка

Через несколько лет после того, как я успешно закончил учёбу и даже преподавание в институте, там начали работать в качестве преподавателей Ирина Хакамада и Константин Боровой, ставшие потом известными общественными деятелями и политиками.

Хакамада (в то время она носила фамилию второго мужа Злобина), по-моему, преподавала политэкономию социализма, а Боровой какую-то техническую дисциплину. С Константином Боровым, человеком, по-своему необычным, я познакомился в 1990 году, когда тот организовывал Российскую товарно-сырьевую биржу (РТСБ). Он пришёл ко мне по поводу проведения первых аукционных торгов; Константину Натановичу нужно было заполучить хорошее помещение в аренду, и в связи с этим – мои, как депутата, ходатайства, гарантии и поддержка. Затем, через несколько месяцев после моего назначения торгпредом России во Франции, он позвонил, что хотел бы с помощницей приехать в Париж и выступить перед бизнесменами и политиками по поводу создания новой политической партии – Партии экономической свободы. Просил разместить его с девушкой в квартире торгпредства и организовать встречу с местной деловой элитой.

Когда они приехали, был собран полный зал неравнодушных людей, желающих в России позитивных перемен… Боровой много говорил, шутил, смеялся и картавил. Призывал вступать в новую партию и намекал, что не плохо было бы открыть её представительство во Франции. Было достаточно интересно… Потом он небрежно («особо её не слушайте…») представил свою помощницу Ирину – молодую стройную женщину с восточноазиатским типом лица (тогда у бизнесменов были в моде сопровождающие их женщины восточного типажа, а сейчас даже африканки вызывают ленивую зевоту). Ирина не вызвала у слушателей никакого интереса: в зале сидели опытные бизнесмены и политики, поэтому её менторский тон, скрипучий голос и манеры кухарки спровоцировали только отторжение и скептицизм к тому, что она говорила. В их глазах был немой вопрос: «зачем вы нас пригласили на «это»?»

Через несколько лет, когда я возвращался из командировки в Москву, то случайно столкнулся с Ириной в парижском аэропорту им. Шарля де Голля. Передо мной какая-то женщина с трудом катили тележку, доверху заполненную тяжёлыми чемоданами. Естественно, что это привлекло внимание бдительных таможенников, которые её остановили и попросили показать, что в чемоданах. Когда мы поравнялись, я узнал в ней белую, как полотно, растерявшуюся Ирину, которая хлопала глазами, не могла ничего сказать даже по-русски, а уж по-французски и подавно… Решил прийти соотечественнице на помощь, представился, показал офицерам дипломатический паспорт и документы торгпреда. Тогда таможенник обратился с вопросом уже ко мне, так как Ирина находилась в полуобморочном состоянии:

– Зачем эта милая дама везёт так много такого тяжёлого груза в своих огромных чемоданах? (Как будто он уже заведомо знал ответ и издевался).

Я ответил, что дама переезжает на постоянное жительство во Францию, везёт исключительно личные вещи; а у женщин всегда много всяких «штучек», с которыми трудно расстаться… вы же понимаете, и, вообще, я за неё ручаюсь – это наш человек…

– Ну, ладно, – сказал старший после моих увещеваний, нехотя отпуская такой «богатый улов», – пусть проходит, но это в последний раз, часто переезжает.

Я предложил Ирине вечером мне позвонить и вместе с Оксаной поужинать или отобедать – моя визитка у неё была с прошлой встречи в торгпредстве, и она счастливая быстро удалилась.

– Что вы прицепились к бедной женщине? – спросил я таможенников. – Ну что такого она может везти из