Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна - Джон Никсон

пять лет, и, приклеивая к Садру ярлыки вроде "чешуйчатый", я думаю, мы оказываем себе плохую услугу, недооценивая его". Буш ворвался в разговор и практически закричал на меня: "Да? А я думаю, что мы его переоцениваем! Этот человек - бандит и убийца, а иракский народ этого не хочет".

В конце концов, сказал президент, будущее принадлежит свободе. Иракский народ хотел безопасности для своих семей и права зарабатывать себе на достойную жизнь. И они устали от того, что Садр их убивает. Затем Буш спросил меня, что я думаю по этому поводу. Я согласился с тем, что "Армия Махди" Садра, безусловно, навредила себе своим жестоким поведением, но для последователей Садра религия имеет большое значение. Я добавил, что Муктада вместе со своим почитаемым отцом Мухаммадом Садиком пользовался почти иконописным статусом среди иракских шиитов, которые, в конце концов, составляли большинство населения Ирака. Помню, я подумал, как иронично, что мне пришлось объяснять президенту, религиозному человеку, насколько важна религия в Ираке.

В этот момент в дело вступил адмирал Майкл Маллен, председатель Объединенного комитета начальников штабов. Он прочитал, что некоторые соратники Садра рассказали священнослужителю, что им снились фотографии его отца с кровоточащими глазами. Маллен посмотрел на меня и спросил: "О чем, черт возьми, они все говорят?" Я объяснил, что это не редкость, когда Садр выражается подобным образом или его советники делают то же самое. Я сказал, что Садр склонен к мистицизму, что он учится на аятоллу и что он часто смотрит на вещи через призму опыта своего отца. Я объяснил, что в исламской культуре сны воспринимаются иначе, чем на Западе. Мы считаем сны почти галлюцинациями, тогда как среди шиитов сны иногда рассматриваются как реально влияющие на события или как предвестия, к которым следует относиться серьезно. Я сказал, что разговаривал с людьми, которые знали отца Садра, и они говорили о нем с благоговением и трепетом, похожим на то, как некоторые сунниты говорили о Саддаме Хусейне.

Буш посмотрел на меня с недоверием. "Почитание и благоговение?" - прогрохотал он, словно не веря своим ушам. Затем он захихикал, посмотрел на своих советников и сказал: "С какими иракцами вы разговаривали?", и все засмеялись вместе с президентом. Я объяснил, что и по сей день есть иракцы, которые собираются у могилы Саддама Хусейна, чтобы помянуть его. Я решил рассказать президенту о некоторых из тех иракцев, с которыми я разговаривал. В частности, один из них, с которым я беседовал в 1998 году, был бывшим помощником Удая Хусейна. Я объяснил, что этот человек был внятным, хорошо говорил по-английски, разбирался в международной политике и знал, как маневрировать в политической системе Саддама. Он также верил, что Саддам и Удей умеют читать мысли. Я попытался использовать его в качестве примера того, какими были иракцы, особенно те, кто был травмирован произвольным применением террора по отношению к ним.

Президент просто рассмеялся и сказал: "Может быть, мы сможем пригласить сюда нескольких читателей мыслей". Школьный юмор Буша было трудно принять. С его черно-белым взглядом на мир он не мог принять возможность того, что кто-то из иракцев почитает свергнутого диктатора.

Буш постоянно спрашивал меня, считаю ли я, что Садр может стать конструктивным игроком в Ираке, или же он всегда будет враждовать с Соединенными Штатами. Я ответил, что его отец был настроен против Америки и что Муктада склонен придерживаться тех же убеждений. "Почему его отец не любил нас?" - спросил президент. Я упомянул, что старший Садр осуждал войну в Персидском заливе и американскую политику в отношении Израиля. На это Буш лишь закатил глаза и попросил меня остановиться. Я сказал, что Садр, вероятно, может быть как конструктивным игроком, так и помехой. Я знал, что это не тот ответ, который Буш хотел услышать. Меня заранее предупредили, что президенту нужны четкие мнения, и его не волнует, если вы ошибаетесь; он просто не хочет двусмысленностей. вероятно, продолжит придерживаться антиамериканских взглядов. Но, вернувшись в Ирак, он, вероятно, воспылает антитегеранскими настроениями, которые могут сработать в пользу Америки.

Буш наклонился и снова спросил меня: "Должны ли мы были убить его?" Он задал мне этот вопрос во время нашей первой встречи в Овальном кабинете и задал его нескольким другим аналитикам. Я не знаю, почему он постоянно повторял этот вопрос и почему он спрашивал у сотрудника GS-14, должны ли Соединенные Штаты нарушать закон. Я ответил: "Нет, мы не должны его убивать. Убив его, мы только сделаем из него мученика и привлечем больше людей к его движению". Я предупредил президента, что, имея дело с проблемами и людьми на Ближнем Востоке, трудно уложить их в четко определенные рамки, например, определить, является ли кто-то явным другом или врагом. Люди в этом регионе часто не вписываются ни в одну категорию и иногда совершают противоречивые поступки в одно и то же время.

"Ну и каков же ответ?" - спросил он. "Что мне делать?" Я сказал, что, хотя трудно придерживаться пассивного подхода, Садр может стать своим злейшим врагом. Без Соединенных Штатов в качестве гопника он может совершить ошибку, которая будет стоить ему лидерства. Буш посмотрел на меня и сказал: "Были люди, которые говорили, что я должен позволить Саддаму быть Саддамом, и я доказал, что они ошибались". Я хотел спросить: "И это сработало так хорошо?" Но я просто ответил: "Да, сэр".

Мы говорили о Садре, но это мог быть и Саддам. После более чем семи лет пребывания в должности Буш усердно изучал свой доклад по Ираку, но все еще не понимал ни региона, ни последствий вторжения. Коллега, который проводил с ним брифинг, рассказал мне, что Буш читал книгу Дэвида Фромкина 1989 годаThe Peace to End All Peace: The Making of the Modern MiddleEast. Это увлекательное исследование о том, как союзные державы оказались втянутыми в дела Ближнего Востока во время Первой мировой войны и разделили регион на сферы влияния, практически не обращая внимания на этническую или межконфессиональную напряженность, которая могла бы возникнуть в результате. Можно было бы подумать, что президент с таким уровнем интеллектуального любопытства долго думал, прежде чем спускать собак войны. Но Буш читал эту книгу в 2007 году, а не в 2002-м, перед тем как втянуть Соединенные Штаты в гибельный конфликт в Ираке.

Наконец в комнате раздался голос разума. Это был не кто иной, как Дик Чейни, который хотел узнать о Великом аятолле Али Систани. Мы немного поговорили о его здоровье -