Майя Кучерская - Константин Павлович

«17 марта по полудни авангард наш настиг неприятеля, началось сражение, и государь поехал к войскам по горам и между кустарников. Солнце садилось, прохладный ветер освежал воздух после дневного зноя, на небе не было ни одного облака. Вдруг сквозь дым сражения увидели мы башни Парижа: “Париж! Париж! вот он!” — воскликнули все, и все на него указывали. Восторг овладел нами, забыты трудности, усталость, болезнь, раны; забыты падшие друзья и братья, и мы стояли, как вновь оживленные на высотах, с коих обозревали Париж и его окрестности… В эту минуту торжествовала Россия; общая радость превратилась в безмолвие; у многих видны были на глазах слезы»{236}.

«Буря брани, врагом общего спокойствия, врагом непримиримым России подъятая, недавно свирепствовавшая в сердце Отечества НАШЕГО, ныне в страну неприятелей перенесшаяся, на ней отяготилась. Исполнилась мера терпения Бога защитника правых! Всемогущий ополчил Россию, да ею возвратит свободу народам и царства, да воздвигнет падшие!»{237}

Александр вошел во французскую столицу 18 марта 1814 года. Парижские пригороды встретили завоевателя с прежней, уже хорошо знакомой русским робостью и недоверием: жители ожидали косолапых и бородатых мужиков-медвежатников, но с изумлением увидели рослых усачей, с отличной военной выправкой, с французскими остротами на устах. Слухи о русских красавцах опередили армию, и чем ближе войска продвигались к центру столицы, тем теплее их встречали французы. Поначалу слабо, но потом все громче зазвучали приветствия: «Vive L’Emperor Alexander! Vive le Roi de Prusse! Vive la paix! A bas Napoleon!»[30] Балконы покрылись дамами с платочками, крыши — мальчишками, всё кричало, подпрыгивало, смеялось, самые отважные требовали, чтобы офицеры встали на седла — так их лучше было видно. Не то чтобы парижане так уж ненавидели Наполеона или столь восхищались российским императором — то было обычное опьянение толпы, радость от того, что в жизнь вступает ее величество перемена, на парижские улицы врывается ураган большой истории, а значит, духота сменяется воздухом и свежим ветром.

После нескольких эскадронов кавалерии на серой лошади, некогда подаренной Наполеоном, следовал Александр; рядом ехали король Прусский Фридрих Вильгельм III и Константин Павлович, за ними главнокомандующий союзной армией австрийский фельдмаршал князь Шварценберг и Барклай де Толли. Народ кричал: «Вот настоящие Государи! А наш корсиканец из грязи! Долой его!» Окружив русских офицеров, французы в возбуждении восклицали: «Пусть нами правит ваш император!» Слыша в ответ, что государь Александр вряд ли на это согласится, парижские ветреники добавляли: «Ну, так князь Константин»{238}.

Разбушевавшийся французский народ немедленно хотел разбить громадную статую Наполеона, возвышавшуюся на Вандомской площади. Александр, узнав об этом, заметил с легкой улыбкою, что когда стоишь так высоко, голова может закружиться, но мягко остудил пыл бушевавшей черни: «Я не хотел бы ее разрушать». Статую оставили. Другие слова российского императора, сказанные при входе в Париж, на следующий день также облетели все газеты: «Я принес вам мир и торговлю»{239}.

Хозяйки кофеен не желали брать с русских денег, мирные парижане предлагали раненым свои услуги и кров. «Все обнимались, жали друг другу руки, поздравляли себя взаимно в театральных залах, в коридорах, на лестницах. У всех голоса осипли, даже дамы потеряли сладкую приятность своего голоса; только взоры их блистали живее, пламеннее, и лица их сияли восторгом радости»{240}.

В ночь на 25 марта Наполеон подписал отречение, тем самым облегчив совесть присягавших ему солдат и маршалов: «Так как союзные державы провозгласили, что император Наполеон есть единственное препятствие к установлению мира в Европе, то император Наполеон, верный своей присяге, объявляет, что он отказывается за себя и за своих наследников от трона Франции и от трона Италии, потому что нет той личной жертвы, даже жертвы жизнью, которую он не был бы готов принести в интересах Франции»{241}.

Наполеоновские маршалы плакали, целовали императору руки, Александр отдал средиземноморский остров Эльба в полное распоряжение и владение бывшему императору, куда изгнанник и отправился спустя две недели к радости пиитов. На престол была вновь возведена сброшенная революцией династия Бурбонов, королем стал брат казненного Людовика XVI Людовик XVIII. Роялисты ликовали.

Победа и всеобщее ликование мало изменили цесаревича. Константин проводил парижские досуги в обычном своем духе — устраивал смотры, ради развлечения обучал маршировке высокопоставленных российских военных, которые, разумеется, не смели возражать. Он остался прежним. Однажды, решив показать французским фельдмаршалам свой любимый конногвардейский полк и не обнаружив в казарме большинства офицеров — те разбрелись гулять по Парижу, — в гневе приказал сажать под арест всех, кто не оказался на месте{242}. По свидетельству современников, напившись пьян, Константин в заграничном своем путешествии не доходил до нужника и испражнялся прямо в комодные ящики гостиницы; то-то интересно было потом слугам великого князя разыскивать по шкафам вещи своего господина. Французского кучера в дилижансе, не уступившего ему дорогу, цесаревич хорошенько огрел по лицу — мудрено было, однако, узнать в проезжающем брата императора: Константин был одет в штатское платье{243}.

Но довольно неуместных подробностей, когда вокруг бушует одна лишь радость. Война была окончена, Наполеон изгнан, Константин отправился с известием о заключении мира в Петербург. 9 июня 1814 года пушки известили о его прибытии в столицу.

В Исаакиевский собор Константин прибыл с августейшей матушкой и сестрой, Александрой Павловной. Министр юстиции Иван Иванович Дмитриев зачитал высочайший манифест «О заключении мира России с Францией», после чего был отслужен благодарственный молебен и произведена оглушительная пушечная пальба. Город сиял иллюминациями, аллегорическими картинами — коленопреклоненная Франция, благодарная Европа, торжествующая Россия, великодушный российский император, Александр Благословенный, плывущий на светлой звезде спасения человеков, под крестом с хорошо знакомой нам надписью: «Сим победиши!»…

В Павловске в честь брата императора был дан большой праздник, сопровождавшийся театральной постановкой.

Так радость ту герой, и сын царей принес,