Секретная зона: Исповедь генерального конструктора - Григорий Васильевич Кисунько

— Но тогда увидят, что я не на своем месте по росту.

— Выполняйте приказание!

Выполняя приказание, кандидат физико-математических наук по-военному щелкнул своими тапочками и цаплиным шагом побежал «строиться на ужин».

Весь следующий день курсанты грузили в вагоны имущество училища, ранее вывезенное в ящиках на Варшавский вокзал. А вечером эшелон отправился на Восток через станцию Мга. К этой станции уже рвались немецкие войска, и эшелону дважды объявлялась воздушная тревога. Поезд останавливался по тревоге, курсанты выскакивали из теплушек и рассредоточивались в кустарниках, но оба раза обошлось без бомбежек: видимо, немцы бомбили боевые порядки войск, оборонявших подступы к станции и железной дороге. Первую тревогу я проспал на нижних нарах. Проснувшись незадолго до отбоя, удивился, что поезд стоит и в теплушке никого нет, выполз из теплушки, начал оглядываться вокруг, услышал окрик из лесной чащи: «Воздух!» Но я не сразу понял, что это команда, адресованная лично мне, пока не услышал тот же голос:

— В кусты!… — Далее пошли такие слова, которые воспроизводить на бумаге не принято.

— Чеши, дылда, в кусты, не демаскируй эшелон! — крикнул кто-то из ребят.

После отбоя роту разбили на взводы, и когда наш второй взвод седьмой роты построили в две шеренги, то в первой шеренге правофланговым по ранжиру оказался курсант Проценко — вчерашний студент кораблестроительного института, а во второй шеренге правофланговым оказался я. Оба мы были назначены командирами отделений по своим шеренгам, и острые на язык студенты — в большинстве тоже корабелы — стали обращаться к нам в такой форме:

— Товарищ комод, разрешите обратиться. «Комодам», как и остальным курсантам, не положено было знать, куда идет наш эшелон. Москву обошли по окружной железной дороге. Прошли Рязань, Куйбышев, выгрузились в Уфе. Теперь оставалось переправиться в Бирск на барже по реке Белой. Для этого потребовались два рейса баржи, и когда была закончена погрузка на первый рейс, то трем курсантам под моей командой была поручена охрана оставшегося на пристани имущества в ящиках, покрытых брезентом. С этим имуществом мы прибыли в Бирск вторым рейсом баржи.

После того как силами курсантов было распаковано имущество училища и поставлено в будущих учебных классах, командование решило позаботиться о нашем внешнем виде, насколько это было возможно при нашем хабэбэу, доставшемся нам от довоенных курсантов. У них оно предназначалось только как спецодежда при уходе за боевой техникой и было, мягко говоря, не первой свежести. Поэтому нам выдали по куску хозяйственного мыла, вывели строем на левый берег Белой за окраиной города, и было приказано: «Каждому постирать и высушить на солнце обмундирование». День был погожий, солнечный, и эта операция была выполнена успешно. Во всяком случае, после этого у местного населения вид марширующих по городу курсантских подразделений не должен был вызывать удручающих впечатлений.

Многие курсанты были ленинградцами и переписывались с оставшимися дома родственниками. Но письма оттуда приходили все реже, а затем и вовсе перестали приходить. У меня прекратилась переписка с дядьями из Мариуполя и с сестрой — студенткой Донецкого мединститута. К счастью, я успел узнать адрес проживания моей семьи, эвакуированной из Ленинграда в группе женщин с грудными детьми, пока я был в ополчении.

В напряженном, спрессованном до минут и секунд ритме курсантской жизни, в тревожном ожидании вестей от родных и очередных сводок Совинформбюро посерьезнели даже самые балагуристые ребята. С них быстро слетела шелуха бесшабашной довоенной беспечности, и как-то сами собой отпали и шуточки насчет «комодов», и студенческое подтрунивание над педантизмом воинских уставов, и пресловутые «разговорчики в строю».

Наш учебный взвод в составе 25 курсантов числился под № 2 в седьмой роте, сокращенно — 72-й взвод. Кроме меня и, может быть, еще одного-двух курсантов он был укомплектован студентами старших курсов Ленинградского кораблестроительного института. Они были знакомы друг с другом по институту, и поэтому наш взвод с самого начала выделялся среди других как дружный, хорошо слаженный коллектив, в котором все за одного, один за всех. И получилось так, что с самого начала нашего существования в Бирске 72-й взвод приказами командования неизменно отмечался как лучший в училище по всем показателям общевойсковой и спецтехнической подготовки, воинской дисциплины и внутреннего распорядка. Помнится, однажды нас даже премировали коллективным походом в театр — конечно, строем, под моим «помкомвзводным» командованием — на пьесу «Стакан воды», которую ставил эвакуированный из Петрозаводска драматический театр. А ведь у нас был очень серьезный конкурент в состязании на первенство в лице 71-го взвода, сплошь укомплектованного студентами-старшекурсниками Ленинградского института инженеров связи, для которых — почти готовых инженеров-связистов — изучаемые в училище предметы электрорадиотехнического профиля были родной стихией, — не то что для моих «корабелов». Дело в том, что оба наших взвода должны были подготовить из своих курсантов воентехников по «радиоулавливателям самолетов» РУС-1 и РУС-2 (так назывались в то время наши первые радиолокационные станции дальнего обнаружения).

После первого показа нам этих станций и первых занятий на довольно примитивном для меня уровне по электротехнике и радиотехнике я понял, что мне с моей подготовкой вполне достаточно небольшой стажировки непосредственно на станции, чтобы справляться с обязанностями воентехника при ее боевой эксплуатации. И сразу же подал рапорт по команде через командира взвода лейтенанта В. Г. Долгополова с просьбой направить меня в действующую армию в часть, вооруженную РУСами. Командир роты мою подпись «курсант — кандидат физико-математических, наук» понял по-своему и сказал: «Пусть этот курсант со своей кандидатской карточкой обратится к замполиту, а мы здесь ни при чем». В. Г. Долгополову — бывшему студенту Ленинградского политехнического института долго пришлось объяснять ротному, что такое кандидат наук. В конце концов меня вызвал командир батальона и в очень вежливой форме объяснил мне, что моя просьба вполне логична, но в военных делах есть свой порядок, согласно которому каждый будущий командир должен съесть определенный минимум курсантской каши. А воентехник — это тоже командирская должность.

Но на этом история с моим рапортом не закончилась. На первом занятии по радиотехнике преподаватель — военинженер 3-го ранга Н. Н. Алексеев при перекличке курсантов, когда я, отозвавшись на свою фамилию, встал по стойке смирно, сказал, обращаясь к аудитории, примерно следующее:

— Товарищи курсанты! Перед нами не просто курсант, а кандидат физико-математических наук. Это очень высокое звание, о котором я, например, могу только мечтать. И вместо нашего занятия я сам бы предпочел вместе с вами послушать лекцию кандидата наук. Садитесь, курсант Кисунько.

Николай Николаевич хорошо знал свой предмет и был хорошим лектором. Из-за отсутствия учебников он излагал материал в два захода: сначала рисовал на доске схему и давал разъяснения к ней, а затем