Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе - Илион Ву

подпольной железной дороги, чем беглецы, добравшиеся до свободных земель на настоящем железном поезде?)

Уильяму и Эллен, наверное, было странно слышать рассказ о своей истории и мрачное возбужденное пение нового друга перед огромным собранием. Браун смолк, и зал вновь разразился аплодисментами. Так завершился бостонский дебют Крафтов.

* * *

Однако слушатели хотели больше узнать об этих людях. Анна Уоррен Уэстон вместе с тремя сестрами-активистками входила в элитную группу «Бостонская клика». В письме к сестре Деборе она описывала Уильяма «чернокожим очень интеллигентного вида», а Эллен – «очаровательной, красивой девушкой… с прямыми черными волосами», «прелестной и естественной»[324]. На следующий вечер Крафтов пригласили в Большой зал Бостона, и на следующий тоже. К этому времени они стали такой сенсацией, что даже критики стремились увидеть их. Среди толпы был и репортер Boston Post, в сумерках тайком подсматривавший за происходящим.

Аболиционисты были в восторге. Уильям Ллойд Гаррисон призвал к немедленному роспуску Американского Союза, «Союза, основанного на простертых телах трех миллионов человек и скрепленного их кровью, Союза, который дает абсолютную власть и полную безопасность оптовым торговцам человеческой плотью… Союза, в котором свобода речи, прессы и право на безопасное и равное передвижение дарованы лишь части населения»[325].

Гаррисон яростно обрушился на лживых северян, на словах ненавидевших рабство, и все же готовых сотрудничать с рабовладельческим Югом. Он решился упомянуть в своей речи главного спикера «рабовладельческой силы», сенатора от штата Южная Каролина Джона С. Колхауна. Тот, по словам Гаррисона, по крайней мере, искренне верит в то, что рабство – истинное благо. После его выступления стали собирать средства для «католической девушки-рабыни», которую должны были продать на Юг, если собрать нужную сумму не удастся. После Уильям Уэллс Браун представил собравшимся супругов-беглецов.

Сам он стоял в центре сцены, напротив огромных люстр, множества слушателей и гигантских часов, мерно отмечающих ход времени. Браун решил немного снизить пафос собрания, заявив, что, хотя его отец принадлежит к аристократии штата Кентукки, ему «не зазорно общаться с простыми белыми людьми, собравшимися в Фанел-холле». Слушатели рассмеялись, хотя им преподали урок: то, что делает одного человека «выше» других, «хозяином» другого, часто ошибочно и произвольно[326].

Не дав слушателям слишком развеселиться, Браун снова изменил настроение. Он поддержал Гаррисона собственным примером: рассказал кое-что о своей семье, и истории эти потрясли Уильяма и Эллен.

Мы не знаем, что именно рассказывал выступающий, но чаще всего он возвращался к истории о расставании с любимой сестрой и матерью. Эти утраты были хорошо знакомы и Уильяму, и Эллен. Браун потерял обеих за несколько дней. Избавившись от постылой службы помощника работорговца, Браун, будучи еще подростком, узнал, что его сестру Элизабет продали и отправили в Натчез, штат Миссисипи. Он отправился в Натчез и Новый Орлеан. Это были самые страшные дни его жизни. Он прекрасно знал, куда послали сестру, – этот центр работорговли славился поставкой девушек для борделей. Ему удалось проникнуть в тюрьму, где ее держали. Он навсегда запомнил, как сестра со слезами обняла его и сказала, чтобы он забирал мать и бежал.

Браун уговорил мать бежать с ним, хотя та не желала оставлять других детей – боль, знакомая всем беглецам. Они покинули Сент-Луис ночью: украли лодку, добрались до побережья Иллинойса и прятались в лесу, пытаясь укрыться от дождя. Но когда Браун начал мечтать, как найдет работу в Канаде, выкупит братьев и сестер и объединит всю семью, появились конные охотники за головами. Мать и сына разлучили. Ее продали вниз по реке, в Новый Орлеан. В последний раз Браун видел маму в цепях на пароходе работорговцев. Она не могла двигаться, говорить или плакать. Но когда сын стал молить о прощении, женщина ответила, что это не его вина. И, как и сестра, велела ему бежать.

Всего месяц назад Эллен и Уильям жили в мире, о котором рассказывал Браун. Слова его бередили свежие раны. Внимательный репортер из Boston Post заметил: слушая Брауна, оба не могли сдержать слез. И они оставались на глазах, когда Браун вывел друзей на аболиционистскую сцену.

Возможно, именно поэтому Браун решил быстро сменить настроение слушателей. Он принялся живо рассказывать о путешествии супругов, что мгновенно увлекло аудиторию. Знаменитый оратор Уэнделл Филлипс, сын старого Бостона, был так тронут историей Крафтов, что восторженно воскликнул: «Будущие историки и поэты воспоют эту историю как одну из самых потрясающих в анналах нации, и миллионы будут читать ее, восхищаясь героем и героиней!»[327]

Энергия этого вечера превратила некогда раздираемую разногласиями организацию в единую силу. Когда лидеры собрания призвали голосовать за резолюцию, о которой участники спорили три дня, решение приняли единогласно.

* * *

Как писали в Liberator, Крафты буквально «наэлектризовали» Фанел-холл. Бостон не знал ничего подобного со времен Джорджа Латимера – судьба этого человека служила одновременно примером и предостережением для новых беглецов. Светлокожий Латимер «вырвался» из рабства, представив беременную жену своей рабыней – зеркальное отражение истории Крафтов. Когда в Бостоне Латимера узнали и бросили в тюрьму, активисты всех цветов кожи возмутились и показали государству, на что способны истинные бостонцы. Они вышли на улицы, пришли к зданию суда, закидали законодателей петициями. Затем выкупили Латимера и вынудили принять закон о личной свободе, который ограничивал права рабовладельцев на возвращение живой собственности. Этот закон получил название закона Латимера[328].

Для белых аболиционистов стало потрясением увидеть раба такого же белого, как они сами. Это и побудило к действию. Теперь такой же силой стала Эллен. Однако историю Латимера нельзя назвать счастливой. Он присоединился к лекторской программе аболиционистов, но оказался не таким харизматичным оратором, как рассчитывали организаторы. Романтичность его бегства быстро подорвали личные проблемы: со временем Джордж Латимер бросил жену и детей. Его пример показывал, что жизнь на Севере не дает никаких гарантий.

Крафты собирали вещи для следующего путешествия. Им предстояло покинуть дом Льюиса Хейдена, у которого возникли трудности с лекционной программой, и ему самому пришлось делиться собственной печальной историей. Крафты понимали: нужно готовиться ко множеству опасностей, поджидавших их на сцене и за ее пределами.

С точки зрения активистов, внимание, которое привлекала эта яркая молодая пара, идеально служило высокой цели. Однако самих беглецов это сильно беспокоило. Слова, произнесенные Брауном в Бостоне, попали в прессу и распространились по всей стране – и достигли Юга.

Снова Мейкон

Телеграф и железные дороги заметно ускорили распространение информации. Теперь слова летели практически по тому же пути, какой проделали Уильям и Эллен. В