Екатерина II - Иона Ризнич

ходили многочисленные слухи об их детях, которым приписывали фамилию Таракановы, переиначенную от фамилии племянников Разумовского – Дараганов. В 1770-х годах в Европе объявилась искательница приключений, называвшая себя дочерью Елизаветы и Разумовского, султаншей Алиной, владетельницей Азова, княжной Володимирской, принцессой Елизаветой Всероссийской, сестрой Пугачева. Звалась она то персидской султаншей Алиной Эмете, то мадемуазель Франк, то Шель, то мадам Тремуйль, то графиней Силинской и Пиннеберг… А вот княжной Таракановой она себя сама никогда не называла, эту презрительную кличку присвоила ей Екатерина.

Кем прелестная авантюристка была на самом деле, откуда родом, что с ней было до 1772 года, неизвестно. Первые известия об Алине Эмете пришли из Парижа, где она надолго не задержалась, а принялась часто переезжать из страны в страну: авантюристка делала много долгов и скрывалась от кредиторов. Несколько лет Алина Эмете путешествовала по Европе, меняя мужчин как перчатки, сводя с ума аристократов и беззастенчиво пользуясь их деньгами. Некоторых своих поклонников она довела даже до разорения и долговой ямы. Красавица перекочевывала из Киля в Берлин, из Берлина в Гент, оттуда в Лондон, затем в Париж.

Алина Эмете хорошо играла на арфе, пела и танцевала. Ее манеры выдавали знатное происхождение. Сохранилось несколько описаний ее внешности, противоречащих одно другому. В одном ее называют брюнеткой, в других же говорится, что у нее были пепельные или русые волосы. Впрочем, все очевидцы сходятся, что «княжна» была необыкновенно хороша собой: грациозная, немного худощавая, слегка косившая на один глаз. Князь Голицын, который вел дело Таракановой, также отмечал ее широкую образованность:

«Насколько можно судить, она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента. По ее словам, эту удивительную способность к языкам она открыла в себе, когда странствовала по разным государствам. За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по-персидски и по-арабски».

Переломной в ее жизни стала встреча с Карлом Радзивиллом – главой польских конфедератов. Решив использовать экзотическую красотку в своих антирусских интригах, он сумел убедить ее в том, что она – не кто иная, как дочь покойной государыни Елизаветы Петровны. Так, султанша Алина Эмете стала Елизаветой Владимирской, княжной Азовской. Надо заметить, что боярского рода с фамилией «Владимирские» на самом деле никогда не существовало, и вероятнее всего, имя было позаимствовано из летописи или жития, например, «святого равноапостольного Глеба князя Владимирского».

Новоявленная княжна принялась распространять новую легенду: она рассказывала о своем детстве, проведенном на каком-то хуторе в Малороссии, как затем ее похитили, как везли куда-то через всю Россию, как пытались отравить… Затем во время долгих странствий она побывала даже в Персии, где воспитывалась у своего «дяди». По ее словам, бунтовщик Пугачев на самом деле приходился ей братом и с его помощью она рассчитывала занять русский престол.

Для достижения своей цели «княжна Владимирская» решилась отправиться в Константинополь, чтобы заручиться поддержкой султана, но бурей была выброшена на итальянский берег около города Рагузы. Там она и прожила до конца 1774 года, рассылая по всему миру письма и манифесты, утверждавшие ее царское происхождение. Одно из этих писем было адресовано графу Алексею Григорьевичу Орлову. Верный своей государыне, граф немедленно переправил послание авантюристки в Петербург.

Если до сих пор Екатерина II предпочитала не обращать на самозванку внимания, то теперь она сочла ее для себя опасной. Началась царская охота. Екатерина была готова к самым решительным действиям и отправила на поимку самозванки графа Алексея Орлова. «… Сообщите, где она сейчас. Постарайтесь зазвать ее на корабль и засим тайно переправьте сюда; ежели она по-прежнему скрывается в Рагузе, повелеваю вам послать туда один или несколько кораблей и потребовать выдачи этого ничтожества, нагло присвоившего имя, которое ей никоим образом не принадлежит; в случае же неповиновения (то есть если вам будет отказано в ее выдаче) разрешаю прибегнуть к угрозе, а ежели возникнет надобность, то и обстрелять город из пушек; однако же, если случится возможность схватить ее бесшумно, вам и карты в руки, я возражать не стану», – распорядилась Екатерина.

Несколько русских кораблей бросили якоря в Ливорно. В этот момент княжна Владимирская проживала в Пизе. Орлов поспешил встретиться с ней и заверил, что признает в ней истинную дочь Елизаветы Петровны. Галантный русский царедворец принялся напропалую ухаживать за девушкой. Авантюристка, считавшая титулованных поклонников дюжинами, теперь сама оказалась в роли жертвы.

Красавец Орлов стал бывать у нее чуть ли не каждый день, обсуждая виды на будущее, детали ее грядущей коронации… Граф делал комплименты уму и прозорливости своей будущей царицы, ее красоте и обаянию. Вполне вероятно, что он на самом деле поддался очарованию прелестной Алины Эмете. Но интересы государства были для Орлова выше личных! Он дал слово своей императрице расправиться с самозванкой и выполнил его, прибегнув для этого к отвратительной хитрости: чтобы заманить Елизавету Владимирскую, граф попросил ее руки. Немного поколебавшись, влюбленная женщина ответила согласием. Но ни в Пизе, ни в Ливорно не было православных храмов. Единственным местом, где они могли обвенчаться, была церковь на борту российского корабля. Счастливая, нарядная княжна Владимирская взошла на борт русского флагмана и немедленно была арестована. Ее заперли в трюме, а эскадра подняла паруса.

Больше с Орловым Алина Эмете не виделась. По прибытии в Россию ее заточили в Петропавловскую крепость. К этому времени здоровье девушки сильно ухудшилось: сильный стресс и тяготы долгого плавания дали толчок к развитию туберкулеза, которым она уже давно страдала.

Канцлер Голицын сухо фиксировал показания арестантки: «Зовут ее Елизавета, ей двадцать три года; она не ведает ни своей национальности, ни места, где родилась, не знает она, и кто были ее родители. Выросла она в Гольштейне, в городе Киле, в доме у некой фрау то ли Перетты, то ли Перан – точно не помнит. Крестили ее в греческой православной церкви…». Голицын чувствовал к арестантке жалость и пытался успокоить Екатерину, объясняя в письмах, что «… Тараканова утверждает, будто никогда не помышляла выдавать себя за дочь покойной императрицы Елизаветы и что никто ее на сие не науськивал, а про свое происхождение она, мол, узнала только от князя Гали[33]. Она заявляет, будто не желала, чтобы ее величали этим титулом – ни князь Лимбургский, ни Радзивилл… Она говорит, что в Венеции строго-настрого запретила полковнику Кнорру обращаться к ней как к высочеству.

Самозванка подтвердила, что находясь в Рагузе, она получила конверт от неизвестного отправителя, в который было вложено три завещания: первое было подписано рукою императора Петра Великого и имело касательство к венчанию на царство Екатерины I; второе было за подписью императрицы Екатерины I –