Оглядываюсь и не сожалею - Анатолий Петрович Абрамов

Время пролетело быстро, но результативно. Сергей Павлович высказал удовлетворение, поблагодарил хозяев, и мы отбыли. Поехали на Невский, перекусили где-то на ходу и пошли по предложению Сергея Павловича в Русский музей, к которому он питал особую слабость и старался бывать всегда, когда оказывался в Ленинграде, хотя бы часок. У него там были любимые залы и картины. Он был нашим гидом. Особенно внимательно мы рассматривали картины «Девятый вал», «Гибель Помпеи», «Фрида на празднике в гостях у Посейдона» и все другие жемчужины этого музея. Потом быстро прошли по другим залам, останавливаясь у отдельных полотен, иногда внешне не очень примечательных, но при внимательном рассмотрении они не отпускали от себя. В этом «культпоходе» Сергей Павлович предстал перед нами совсем в ином непривычном ракурсе. Его эрудиция и культура вызывали уважение.

В публикациях, посвященных С. П. Королёву, как правило царит атмосфера постоянного успеха, оптимизма, признания, о чем уже упоминалось вначале. Такой легковесный подход к деятельности Королёва и ко всему делу, которому он и тысячи людей посвятили жизнь, безусловно ошибочен и не имеет ничего общего с действительностью (я уже не говорю о трагическом периоде 1937–1944 годов).

Много в активе Королёва ракетных комплексов, принятых на вооружение и космических объектов, принесших ему и стране заслуженную славу. Но вряд ли знает широкая масса читателей о том тернистом пути, который прошли люди, создавшие эту технику. Ни одна ракета не дошла до финиша, то есть до сдачи ее заказчику, без аварий в процессе летных испытаний. Бывали, казалось, тупиковые ситуации, когда ракеты разбивались одна за другой, а причину нащупать не удавалось. Или тяжелая ракета поднимается над стартовым комплексом, а затем обрушивается на него, превращая в развалины то, что создавалось годами. Бывали и человеческие жертвы, но это были единичные случаи. Королёва считали в этом смысле «везучим». Но если это даже одна человеческая жизнь, она оставляет на сердце незаживающую рану. А ведь вся деятельность Королёва находилась под пристальным вниманием и контролем сверху, каждую аварию надо было объяснить и доложить незамедлительно. Да, такой груз ответственности по плечу только исключительно сильным волевым натурам. Королёв был таким. Надеюсь, что эта сторона его жизни со временем будет предана гласности, и тогда мы поймем, сколь велик подвиг Королёва.

Но и его железная выдержка иногда давала сбои. Как-то мы с его заместителем Л. А. Воскресенским были вызваны к нему в кабинет. С. П. подошел к Воскресенскому, обошел его кругом, приблизил лицо к лицу и, подняв руку со сжатым кулаком, процедил сквозь зубы: «Тебя за это надо палкой, палкой, палкой!», сопровождая каждое слово взмахом руки. Не понимая в чем дело, я с недоумением смотрел на Сергея Павловича. Таким я его еще не видел. Но Леонид Александрович парировал этот выпад достойно: «Мне уже сорок лет, хватит грозить мне палкой!» – и всем своим показал, что не намерен мириться с такой манерой общения. После минутной паузы С. П. подошел к нему, обнял его за плечо и как-то сникнув, сказал: «Ну ладно, Леонид, не обижайся, погорячился». Видно было, как он переживает этот инцидент.

В другом случае я оказался жертвой стечения неблагоприятных обстоятельств. Вечером, по окончании рабочего дня несколько человек, в том числе и я работали в кабинете Сергея Павловича. Обстановка была напряженная, он явно был не в духе. В этот момент в кабинет вошла секретарь и, стараясь не привлекать к себе внимания, «на цыпочках» подошла ко мне и шепотом сказала, что жена просит меня к телефону. Я взял трубку. Жена напомнила мне, что у нас на сегодня билеты в театр (собрались в кои-то веки раз). Сказать об этом Сергею Павловичу мне и голову не пришло, это было бы величайшей дерзостью. В лучшем случае он бы сказал, что я «несерьезный человек», а это в его устах звучало как строгое порицание. Поэтому я спокойно и тихо сказал жене, что сегодня ничего не получится, она поняла и повесила трубку. С. П. исподлобья посмотрел на меня и спросил, в чем дело. Я пытался уклониться от прямого ответа и отделаться общими словами, но он настойчиво повторил вопрос. Упорствовать в подобном случае было просто опасно, и я объяснил суть дела. Он мгновенно вспыхнул, швырнул карандаш, разразившись несколькими эмоциональными фразами, и закончил словами – мне такой заместитель не нужен! Я спокойно сидел и не реагировал, помог многолетний опыт. Вскоре С. П. отошел, и все пошло своим чередом. Королёв добился такого положения, при котором процесс производства на всех его этапах шел без перерыва, и даже малейшая задержка рассматривалась как чрезвычайное происшествие. Ощущалось постоянное напряжение. Ночные вызовы рассматривались как норма. То же относилось и к отпускам, вызывали даже с Кавказа. Как-то потребовался один из заместителей С. П., который отдыхал в Закарпатье, и в этот день, как нарочно, заблудился в лесу. По просьбе С. П. был организован поиск силами большого количества людей, товарищ был найден и доставлен на переговорный пункт, где его соединили с Королевым и срочный вопрос был решен.

Однажды зимой я поехал на две недели в дом отдыха в Калининскую область, но через два дня получил телефонограмму, в которой мне предписывалось завтра утром быть у Главного конструктора. Пытаюсь выяснить причину по телефону, но Королёва на месте нет, а секретарь упорно твердит – он приказал быть утром. Она, воспитанная в духе беспрекословного исполнения поручений, не решилась напомнить, что я в отпуске, и по своему усмотрению дала телефонограмму, заделав подпись Королева. Только вечером я связался с С. П., он рассмеялся и пожелал мне хорошего отдыха. Надо отдать ему должное, что без острой нужды он не ломал личные планы сотрудников и никогда не подчеркивал свой изнурительный режим работы, главное для него был итог, а не показная дисциплина.

Ныне гласность, хотя и с трудом, но завоевывает признание не только широких масс (которые всегда были «за»), но и руководителей. Для них это мучительный процесс, так как приходится, прежде чем принять серьезное решение, посоветоваться с людьми, что не всегда проходит гладко и ущемляет иногда не в меру раздутое самомнение.

Королёв обладал бесценным для руководителя даром – слушать критические замечания, от кого бы они ни исходили, и в какой бы обстановке ни звучала критика. Это могло быть и на совещании, и на рабочем месте, и на собрании. Он понимал, что это коллективная мудрость, коллективный опыт.

В нашей отрасли укоренилась традиция: каждый новый проект ракеты-носителя или космического объекта пропускать через экспертные комиссии, в состав