Леонид Шебаршин - Из жизни начальника разведки

Сообщаю Лукину по телефону, что, к сожалению, разведка не в состоянии подтвердить мысль председателя фактами, и прошу доложить об этом Бакатину.

Дмитрий Александрович Лукин — профессиональный контрразведчик, и его новому посту — приближенному к креслу, — не позавидуешь. Председатель размашист, капризен, груб, есть в нем какая-то истеричность. Лукин худеет на глазах. Дня два-три назад он передал указание Ба-катина — прибыть на совещание в 19.30. Прибыли, зашли в кабинет. «У меня к вам вопросов нет, — говорит Бака-тин, — не знаю, зачем вы собрались. Опять секретариат что-то напутал». Поехали обратно, несолоно хлебавши и дружески попрощавшись с Лукиным.

Телефоны звонят редко. Начальник ПГУ подозревается в причастности к августовскому заговору, каждый разумный человек исходит из того, что новая власть может подслушивать его телефоны. Зачем лишний раз фиксировать на магнитофонной пленке свое знакомство с сомнительной личностью? 37-й год был очень давно, но память о нем, видимо, перешла в генетический код русского человека. Я прекрасно понимаю своих знакомых и тоже стараюсь не навязываться со звонками, тем более что настоящая деловая активность резко спала. Идут дележка постов, сфер влияния, выяснение отношений, поиски сторонников и предательство былых соратников.

Совсем недавно (когда это было — две-три недели назад?) проходила сессия Верховного Совета СССР — действо, которое несмываемым позорным пятном легло бы на страницы истории любого государства. Народные избранники, отталкивая друг друга локтями и плечами, рвались к микрофонам, чтобы публично донести на коллегу, выгородить себя. Жалкое блеяние насмерть перепуганных людей и постыдное самолюбование победителей. Вот вам живой ответ на вопрос, каким образом в 1937 году страна захлебнулась в лавине доносов! Неужели все четыре миллиона (!) лживых доносов были написаны или инспирированы НКВД? Нет! Достаточно взглянуть на сегодняшних народных избранников…

Если наши потомки будут умнее, а главное, порядочнее нас, они накроют горы нынешнего вранья, лицемерия, предательства чем-то наподобие бетонного саркофага, в который одели реактор Чернобыля.

Еще не известно, чем закончится расследование, которое ведет в ПГУ группа во главе с Шиповским.

Помяни дьявола — и он тут как тут. Шиповский легок на помине. Виктор Алексеевич работает в инспекторском управлении, возраст его предпенсионный: плохо поработаешь — уволят. Он стремится поработать хорошо, но в то же время не согрешить против истины. Эти две вещи трудно совместимы. Виктор Алексеевич говорит мягко, ведет себя безукоризненно вежливо, и не только потому, что имеет дело с заместителем председателя — начальником разведки. Он интеллигентный человек, у которого за плечами хорошая чекистская школа и долгие годы непорочной службы Иными словами — коллега, человек моего круга. Группа Шиповского опросила десятки сотрудников ПГУ, просмотрела десятки дел, причем пыталась заглянуть и туда, куда посторонним вход строго воспрещен, — в оперативную область. Вывод один — ни ПГУ, ни его начальник о заговоре осведомлены не были и участия в осуществлении путча не принимали. Не мелькнула ли в глазах моего собеседника легкая тоска? Ведь хорошо поработать — значит, получить результат, откопать какие-то скрываемые доказательства!

Вчера позвонил мне знакомый из секретариата (отчаянный человек!) и в полном изумлении поведал такую историю. По указанию Бакатина было проведено тщательное исследование (мы живем в эпоху исследований, расследований, дознаний и судилищ) вопроса о возможной причастности КГБ к покушению на папу римского в 1982 году. Никаких признаков этого обнаружено не было, о чем Ба-катин и доложил Горбачеву, сделав такую собственноручную приписку: «За недолгие дни работы в КГБ я убедился, что чекисты не только хорошо хранят тайну, но и умеют заметать следы». Иначе говоря, отсутствие доказательств есть доказательство того, что доказательства были уничтожены. Великолепная и несокрушимая логика того швей-ковского жандарма, который писал в донесении: «Из показаний арестованного совершенно ясно вытекает, что только неимение при себе аппарата помешало ему сфотографировать железнодорожные строения и вообще места, имеющие стратегическое значение… Только благодаря тому обстоятельству, что аппарата при нем не оказалось, никаких снимков у него обнаружено не было». В оправдание жандарма надо напомнить, что писал он свой рапорт с сильного похмелья.

Вот и Шиповский никак не может угомониться.

— Но, Леонид Владимирович, ведь Крючков встречался с другими заговорщиками на объектах ПГУ. В вашем гостевом доме в поселке, в АБЦ на Ленинском проспекте… Ваши люди обслуживали эти встречи, еду и напитки подавали, а вы говорите, что об этих встречах не знали.

Попробуй доказать человеку, что я оперативный работник разведки и Крючков был моим непосредственным начальником, что все мое служебное воспитание не позволяло мне интересоваться, с кем и для чего встречается председатель КГБ. Да, Крючков звонил мне, спрашивал, свободен ли вечером гостевой дом, и просил распорядиться подготовить ужин, иногда на две, иногда на три-четыре персоны. По-видимому, мой собеседник считает, что после каждой такой встречи поутру я вызывал официанток, охранников и опрашивал их: кто был с Владимиром Александровичем? да сколько выпили? о чем говорили? спорили? улыбались или хмурились?..

Который раз — третий или пятый? — разъясняю, как было дело. Виктор Алексеевич вежливо и сочувственно улыбается. Я знаю, что на днях он же начнет проверку финансовых дел разведки. Он думает, что мне это неизвестно.

На очереди беседа с начальником управления кадров ПГУ. Получено указание подготовить предложения по сокращению зарубежного штата разведки и ее внутренней реорганизации. По столичным учреждениям, имеющим свои представительства за границей, растет и ширится движение протеста против использования их Комитетом госбезопасности в качестве прикрытий. Волнуются главным образом журналисты. Кое-кому кажется, что разведчики занимают места, которые по праву должны принадлежать им, работникам пера, микрофона и телекамеры. Им неведомо, что разведка оплачивает содержание своих офицеров за рубежом из собственного бюджета. Будет отозван разведчик — исчезнет должность, ускользнет из-под самого носа борца за справедливость. Но напор велик, и, к сожалению, тон задает министр иностранных дел Б. Д. Панкин.

Наше государство давно распалось на незримые административные уделы со своими интересами и сферами влияния. Сильная власть могла заставлять их действовать в едином направлении, учитывать общегосударственный интерес, поступаться ведомственной корыстью. Разведка, так же как вооруженные силы, дело общегосударственное, и главы ведомств, учреждений, органов информации с охотой или скрипя зубами создавали ей возможности для работы. Распалось государство, расползлась аморфной массой власть, каждый за себя. Нас вытесняют, и апеллировать не к кому.