Василий Катанян - Современницы о Маяковском

Вношу как ценный вклад в науку.

("Кумысные вирши")

О чьем-нибудь бойком ответе:

Но язвительный Сысой

Дрыгнул пяткою босой.

("Консерватизм")

Помню:

Рыдали раки горько и беззвучно.

И зайцы терли лапами глаза.

(" Несправедливость")

Ли-ли! В ушах поют весь день

Восторженные скрипки.

("Настроение")

"Мой оклад полсотни в месяц,

Ваш оклад полсотни в месяц,-

На сто в месяц в Петербурге

Можно очень мило жить…"

("Страшная история")

Рассказывая о каком-нибудь происшествии:

Сбежались. Я тоже сбежался.

Кричали. Я тоже кричал.

("Культурная работа")

Многому научил Саша Черный Маяковского-сатирика.

Часто читал некоторые стихи сатириконских поэтов:

Звуки плыли, таяли.

Колыхалась талия…

Ты шептала: "Та я ли?"

Повторяла: "Та ли я?!"

Не сказал ни слова я,

Лишь качал гитарою…

Не соврать же: новая,

Коли стала старою!

(К. Прутков, "Та-ли?!")

С выражением декламировал "Бунт в Ватикане" ("Взбунтовалися кастраты…") Ал. Конст. Толстого, которого очень любил.

Размусоленную эротику он не выносил совершенно и никогда ничего не хотел читать и не писал в этом роде.

Когда кто-нибудь из поэтов предлагал Маяковскому: "Я вам прочту", он иногда отвечал: "Не про чту, а про что!"

Маяковский часто декламировал чужие стихи на улице, на ходу.

В 1915–1916 году это были главным образом те стихи, которые он и Бурлюк называли "дикие песни нашей родины". Эти стихи мы пели хором и шагали под них, как под марш.

Стихи Бурлюка (на мотив "Многи лета, многи лета, православный русский царь"):

Аб-кусают звё-ри мякоть.

Ночь центральных проведи…

("Призыв")

На тот же мотив:

Он любил ужасно муух,

У которых жирный зад,

И об этом часто вслух

Пел с друзьями наугад.

На тот же мотив:

Заколите всех теляат —

Аппетиты утолят.

Стихотворение Бурлюка (по Рембо) "Утверждение бодрости" скандировали без мотива. "Животе" произносилось — "жьивоте", в подражание Бурлюку:

Каждый молод, молод, молод,

В жьивоте чертовский голод,

Так идите же за мной…

За моей спиной.

Я бросаю гордый клич,

Этот краткий спич!

Будем кушать камни, травы,

Сладость, горечь и отравы,

Будем лопать пустоту,

Глубину и высоту.

Птиц, зверей, чудовищ, рыб,

Ветер, глины, соль и зыбь!

Каждый молод, молод, молод,

В жьивоте чертовский голод.

Все, что встретим на пути,

Может в пищу нам идти.

Ахматову пели на мотив "Ехал на ярмарку ухарь-купец":

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера-а сероглазый король.

("Сероглазый король")

Беленсона из "Стрельца" — на неотчетливый, но всегда тот же самый мотив:

О, голубые панталоны

Со столькими оборками.

Уста кокотки удивленной,

Ка-за-вши-еся горь-ки-ми…

……………………………..

Дразнили голым, голубея,

Неслись, играя, к раю мы…

Небес небывших Ниобея,

Вы мной вас-па-ми-на-е-мы.

("Голубые панталоны")

Сашу Черного — на мотив "Многи лета":

Губернатор едет к тете,

Нежны кремовые брюки.

Пристяжная на отлете

Вытанцовывает штуки.

("Бульвары")

Иногда мы гуляли под "Совершенно веселую песню" Саши Черного. Эта невеселая "Полька" пелась на музыку Евреинова. Он часто исполнял ее в "Привале комедиантов", сам себе аккомпанируя:

Левой, правой, кучерявый,

Что ты ерзаешь, как черт?

Угощение на славу,

Музыканты — первый сорт.

Вот смотри:

Раз, два, три,

Прыгай, дрыгай до зари.

…………………………

Все мы люди-человеки…

Будем польку танцевать.

Даже нищие-калеки

Не желают умирать.

………………………….

А пока

Ха-ха-ха

Не хватайся за бока!

А пока

Ха-ха-ха

Тарарарарарара.

(вместо — "не толкайся под бока").

Кроме "диких песен нашей родины" помню такие песни.

На преунылый мотив — слова Саши Черного:

Гессен сидел с Милюковым в печаали.

Оба курили и оба молчали.

Гессен спросил его кротко, как Аавель:

"Есть ли у нас конституция, Павел?"

…………………………………………

Долго сидели в партийной печаали,

Оба курили и оба молчали.

("Невольное признание")

С тоской, когда гости выкуривали все папиросы:

Они сорвали по цветку,

И сад был весь опустошен.

(А. Плещеев, "Был у Христа-младенца сад…")

На неопределенный, но всегда один и тот же мотив (если Маяковскому загораживали свет, когда он рисовал, или просто становились перед самым его носом):

"Мадам, отодвиньтесь немножко!

Подвиньте ваш грузный баркас.

Вы задом заставили солнце,-

а солнце прекраснее вас…"

(СашаЧерный, "Из" шмецких" воспоминаний")

Часто спрашивал заинтересованно и недоуменно:

Отчего на свете столько зла

И какого вкуса жабье мясо?

(Саша Черный, "Квартирантка")

Популярна была и с чувством пелась и долго продержалась песня:

Погоди, прэлэстница,

Поздно или рано

Шелковую лестницу

Выну из кармана!

(Козьма Прутков, "Желание быть испанцем")

Когда Маяковский пел это, мы были совершенно уверены, что он слегка влюблен.

Часто пелись частушки:

Я голошев не ношу,

берегу их к лету,

а по правде вам скажу,-

у меня их нету.

Ты мой баптист,

я твоя баптистка.

Приходи-ка ты ко мне

баб со мной потискать.

Часто песенка Кузмина в ритме польки:

Совершенно непонятно,

пачему бездетны вы?

--

Маяковский любил ранние стихи Василия Каменского, особенно:

"Сарынь на кичку!"

Ядреный лапоть

Пошел шататься

По берегам.

Сарынь на кичку!