Андрей Тарковский - Мартиролог. Дневники

Написал письмо Ермашу:

«26 февраля 76 г.

Филипп Тимофеевич!

Меня несказанно огорчила и даже унизила встреча с Вами 23 февраля (то есть накануне съезда КПСС). Потому, что передо мной возникла еще более неприступная пропасть на пути к запуску в производство, чем это было раньше.

1. Стругацкие оказались людьми, протаскивающими какую-то свою идею в сценарии, написанном для Одесской киностудии. (Я хоть и не читал сценария, никогда в жизни не поверю в это.) Тем не менее. Вы этим предупреждением как бы говорите — будь готов к тому, что сценарий, который Стругацкие пишут для Вас, очень даже может быть мною зарезан. До 23-го (нашей встречи) я был уверен, что буду ставить его.

2. Юбилейный фильм о Толстом, который Вы мне предложили ставить прошлой весной, превратился в проблему вообще. Несмотря на то, что Вашими словами были слова обещания доверить фильм мне, несмотря на имеющиеся уже заявки других режиссеров на эту тему. Рушится и эта возможность. Вы, как говорится, „берете свои слова назад“.

3. Теперь „Идиот“ Достоевского.

Вы требуете от нас новой — третьей заявки.

Необходимость во второй возникла у Вас перед открытием Московского фестиваля. Необходимость в третьей — накануне съезда КПСС.

Для меня ясно, что эта волокита связана с желанием оттолкнуть меня подальше от творчества, не дать мне картины ни в коем случае. Ведь Вы обещали весной решить вопрос через неделю. Прошел же почти год.

Я снова и снова перечитал заявку (2-ую редакцию). Ее редактировали и известные литературные критики, и драматурги. Несмотря уж на то, что написана она, смею пока надеяться, профессионалами.

Она ясна и в идейном и конструктивном (линии и характеры) смысле. Я посылаю ее в надежде, что Вы ее все-таки прочтете.

Андрей Тарковский

Р. S. Kaк это Вы сказали во время последнего разговора: „Вы что, не хотите работать?“ По-моему, это издевательство. У меня ведь семья и дети.»

Поступок совершен. Теперь наступает новый этап.

Март 1976

Получил письмо с «Таллинфильма». Они пишут, что Госкино не приняло сценарий, считая, что я не справился с возложенной на меня задачей.

Андрей Тарковский, Сергей Параджанов и Василий Катанян. Москва

Редактор из сценарной] студии Соловьева вдруг потребовал заявку на «Толстого». Два дня (назад) он мне сказал, что Соловьев боится иметь со мной дело по этому поводу.

К чему бы это?

Долги (10.000 р.): 25.XII.79 уплачено А. Т.[4]

На прошлой неделе мне приснилось, будто лежу я на кровати вместе с Сережей Параджановым, и вдруг с удивлением смотрю, что я не бегу за Сашей Антипенко, чтобы отпраздновать возвращение из тюрьмы Сережи. Сережа грустный. Я ищу свои сапоги. На полу запыленные сапоги и портянки Сережи. В щели пола дует ветер. Он фырчит, шумит. За окнами сумерки, кусты ольхи почему-то неподвижны. Кровать бедная, с панцирной сеткой, неудобная.

А числа 15-го пришел Антипенко и сказал, что Сережа Параджанов подписал прошение о помиловании, которое подписал якобы Подгорный, и что вот уже получено от Сережи письмо, где он пишет, что ему официально объявили, что через два месяца его выпустят. Мне стало очень тревожно. Зачем было объявлять на весь лагерь об этом? Во-первых, Сергею тяжело, во-вторых, урки не любят, когда кого-нибудь выпускают раньше срока. А если все это специально подстроено?

Ермаш, конечно, узнал, что я написал письмо съезду. Вызвал меня и «объяснил», что третья заявка была ему нужна, чтобы было что показать иностранцам-телевизионщикам, чтобы на корню «продать» «Идиота» (вариант для ТВ) 7–9 серий (за «Кодак» и аппаратуру). Вот это оборот! Срочно потребовал третьей заявки и сценарий по Стругацким. Я сказал, что нахожусь в крайней ситуации и если ничего не получится с работой, то буду писать в Политбюро.

Саша Мишарин написал бредовую заявку, которую никому нельзя показывать, т. к. она может явиться лишь свидетельством его пьянства. Маша будет звонить ему и передаст от меня, чтобы он написал что-нибудь приемлемое.

Приехал Баграт Оганесян просить меня стать его художественным руководителем на съемках сценария Г. Матевосяна. Очень не хочется.

Вчера в 12 ночи возвращался с юбилея «Иллюзиона». Такси не было, и я поймал какой-то «Москвич».

В одном месте шофер пересек перекресток на Кропоткинской при красном свете. Мы разговорились. Он сказал, что не различает зеленый цвет и красный. «Вы что, дальтоник?» — «Да нет, я пошутил». И тут меня осенило. «Я знаю, кто Вы, Вас зовут Жорж Хитрово». Он очень удивился. Я узнал его через 40 лет. Мне было тогда, на хуторе, в Тучкове, 4 года, а ему лет 14–15. В машине же я ни разу на него не взглянул.

Вчера во время репетиции в театре звонил Ермаш. Сообщил мне, что прочитал сценарий о Гофмане и не видит в нем ничего криминального. Просил поправить два места: там, где без пунша Гофман не может творить, и где произносит слова в тосте по поводу непознаваемости мира. Сказал, что уезжает и будет через неделю. Также он говорил с Сурковым насчет печатания «Гофманианы» в «Искусстве кино».

Сурков изображает теперь, что это он отстаивал «Гофманиану» перед Ермашом. Вот дешевка!

Андрей Тарковский и Ольга Кизилова, дочь Ларисы. Москва

Заболел, 4 дня лежу — страшный грипп.

Пришел С[аша] Антипенко и рассказал о звонке Балаяна Сировскому. Сережу Параджанова не освобождают. Сон оказался в руку.

Апрель 1976

Два дня тому назад был у Ермаша. «Сталкер» одобрен (три мелких замечания). Заявка на «Идиота» тоже принята.

Собирался сегодня в Таллин, но не поеду. Заболел. Мне будто бы предлагают мастерскую научно-технического кино (?). Странно. Что думает Энн о моем художественном руководстве в Эстонии?

Толстой писал:

«— Если иногда удается забыть о людях, испытываешь какой-то экстаз свободы.

— Если бы я был один, я был бы юродивым, то есть ничем бы не дорожил в жизни…

— Надо и в писании быть юродивым…»

Сегодня получил три письма и две телеграммы по поводу «Зеркала»: из Горького, Новосибирска, Свердловска. Два письма чудовищно безграмотные и ругательные. Одно было безграмотное, но благодарственное. Телеграммы от целых коллективов и поздравительные.