Андре Кастело - Королева Марго

На следующий день начались рыцарские турниры, «и французы с блеском продемонстрировали, что в кавалерийском деле искушены более испанцев». Гости из-за Пиренеев были так неуклюжи, «так нетвердо держались в седле, что каждую минуту, казалось, вот-вот упадут с лошадей».

В честь бракосочетания герцога Савойского поединки возобновились. Во вторник, 28 июня, так же как и в среду, 29-го, отличился король Генрих — он был в числе победителей.

Четверг, 30 июня 1559 года.

Уже с девяти часов утра зрители спешили занять места на трибунах. Королева Екатерина Медичи, мать трех будущих королей Франции и их сестры, неукротимой Марго, которой также суждено стать королевой, расположилась в своей ложе — эта ложа находилась напротив дома № 62 на нынешней улице Сент-Антуан. Рядом уселась Диана де Пуатье, герцогиня де Валентинуа, любовница короля Генриха II. Он любил ее до беспамятства, хотя Диане было уже шестьдесят, — поразительный случай вечной молодости. Не случайно Брантом,[5] великий знаток амурных историй, писал: «Я видел герцогиню де Валентинуа в возрасте шестидесяти шести лет — она была так же красива, свежа и привлекательна, как в тридцать».

Как всегда, король носил цвета Дианы, черный и белый: их выбрала дама его сердца в знак траура по покойному супругу, месье де Брезе. Под этими цветами король сражался на войне, под ними же нашел свою смерть. Он подписывал письма литерой Н (Henri. — Прим. пер.), добавляя к ней два полумесяца: полумесяц действительно был его личной эмблемой, но окружающими он воспринимался как небесный знак, с которым олицетворяла себя пленительная Диана. Это Н вместе с двумя полумесяцами образовывали два сплетающихся друг с другом D. Их находят на всех доспехах, каминах, на дверях всех его замков, даже на коронационной одежде короля. Значит, уже в Реймсе между ними существовала любовная связь.

Екатерина презирала свою соперницу, но вынуждена была терпеть ее подле себя. Ведь она родила десять детей и вообще-то должна была быть признательна Диане за то, что та не позволяла своему венценосному любовнику забывать дорогу в покои жены. Ведь увлечение Генриха было вполне извинительным: пышногрудую Екатерину обычно называли точным портретом папы Льва X, человека с белесыми, навыкате глазами, лишенными какого бы то ни было очарования.

— Я сделала много добра для мадам де Валентинуа… — заявила однажды королева.

И тут же уточнила:

— Но я всегда давала ей понять, что делаю это наперекор своим чувствам, ибо женщина, которая любит своего мужа, никогда не сможет полюбить и его шлюху.

Да простят мне читатели это словцо. Мы в XVI веке, и всего шесть лет назад, на кладбище Сен-Поль, в двух шагах от улицы Сент-Антуан, похоронен Рабле.

По другую сторону от кресла Екатерины Медичи устроились Мария Стюарт и дофин. Юной королеве Шотландии было всего четырнадцать лет, но она была чрезвычайно вялой и по любому пустячному поводу падала в обморок. Болезнь красавицы супруги дофина хронисты называли «бледнотой». Ее муж едва ли выглядел лучше. Многие были уверены, что Франсуа, которому было всего пятнадцать лет, не в состоянии сделать свою супругу женщиной. Этот опухший и застегнутый на все пуговицы подросток был действительно серьезно болен. «Он страдает от запоров», — без обиняков сообщает один хронист.

Неподалеку от них расселись остальные королевские чада: два брата дофина, которые в свое время также станут венценосными монархами — будущие Карл IX и Генрих III. Наконец их сестра, чудная, несравненная Маргарита Валуа, родившаяся в предместье Сен-Жермен-ан-Лей в воскресенье 4 мая 1553 года в четверть пятого пополудни. Ее назвали именем двоюродной бабки, Маргариты Наваррской, «Маргариты всех Маргарит», сестры Франциска I. Братья безо всяких церемоний называли ее просто Марго — а позже «толстушкой Марго», так как фигурой она пойдет в свою мать Екатерину. Но тогда ей было всего шесть лет. И ее личико с прелестными ямочками на щеках никого не оставляло равнодушным.

Высоко и чисто запели трубы, возвещая начало поединка. Екатерина возвела очи горе, ее колотила дрожь: один из астрологов предупредил короля, что он должен «избегать любых одиночных поединков на ограниченном пространстве, главным образом до сорока одного года…». Между тем Генриху II только что исполнилось сорок.

В центре улицы Сент-Антуан была установлена длинная ограда высотой по круп лошади, разделявшая участников турнира. Разогнав лошадей, они должны были на всем скаку устремиться по этому узкому коридору навстречу друг другу. Каждый держал в руке деревянное копье с острым железным наконечником, прижимая ее локтем и целясь в панцирь противника, чтобы вышибить его из седла. Герцог Савойский первым облачился в латы и тяжелой поступью, устрашающе скрежеща доспехами, направился к королю, на голову которого месье де Вьейвиль еще только надевал железный шлем.

— Покрепче держитесь в стременах, — со смехом сказал король будущему зятю, — я намерен хорошенько вас поколотить, без скидок на родство.

С помощью оруженосцев оба взгромоздились на лошадей, покрытых богатыми попонами. На шлеме Генриха, как и на голове его лошади, качались тяжелые султаны из черных и белых перьев. Противники бросились друг на друга, с ходу пустив коней в галоп. Герцог Савойский сражен. Напрасно он сжимал бока лошади, если бы он заранее не привязался к луке седла, он бы наверняка упал… Теперь очередь герцога Франсуа де Гиза, отца Генриха де Гиза. Не человек, — гигант! Однако тут оба соперника усидели на лошадях, победителя нет.

На очереди был третий поединок. Король пересел на сильного скакуна Филибера Савойского. Он был восхищен его «горячей кровью» и сообщил об этом своему будущему зятю, но тот в ответ именем королевы стал умолять его «оставить ратный труд», так как «уже поздно и чересчур жарко». В самом деле, на колокольне Сен-Поль только что отзвонили полдень. Генрих возразил: уже не однажды увенчанный лаврами победителя, он, в соответствии с титулом и традицией, обязательно должен выдержать три поединка подряд. Его новый соперник уже в седле: это начальник шотландских гвардейцев Габриэль де Монтгомери, граф де Лорж. «Горны и рожки запели во всю силу, так что у присутствующих заложило уши». Но вот оба противника заняли исходные позиции и пришпорили лошадей. Раздался страшный треск, копья у обоих сломались, но никто с коня не упал. Король не мог на этом остановиться, он потребовал новое копье, чтобы сразиться еще раз.

— Сир, — с дрожью в голосе обратился к нему маршал Вьейвиль, граф де Дюрталь, — клянусь вам Господом сущим, вот уже три ночи подряд мне все мерещится, что с вами должно случиться какое-то несчастье и что этот последний день июня фатальный для вас. Но поступайте, как считаете нужным!