Владимир Стасов - Илья Ефимович Репин

Из приморского местечка Вель (в Нормандии), 8 июля 1874 года: «Я был очень шокирован отсутствием типа у французов: нигде не заметно даже поползновения к нему. Здесь мне представилось ясно, почему и во всей предшествующей школе французской не было стремления к этому роду. Это происходит от симпатий романских народов, которых мало занимает внутреннее содержание предмета, какого бы то ни было: им форму подавай, и форму — или красивую (итальянцы), или эффектную, остроумную, выразительную (французы). Французы делают все для всего света, для площади, для декорации, для громадной разнородной массы, а потому они стремятся к широте и даже постоянно прибегают к общим местам. Интимного, задушевного у них не полагается… У немцев есть стремление к типу, к юмору, к психологии и к внутреннему смыслу тех вещей, которые они воспроизводят: здесь-то я и вижу их сходство с нами, хотя, конечно, и в Кнаусе и в Дефрегере ужасно много мещанского филистерства, того, что нам противно… Одна русским беда: слишком они выросли в требованиях, их идеал так велик, что всякое европейское искусство кажется им карикатурой или очень слабым намеком. Не то совсем заметно в европейцах: их все воспроизведенное художниками приводит в полный восторг; их собственное воображение, ум, чувства никогда не подымались до этого, не мечтали об этом, и потому на выставке вы видите людей, забывшихся до детского состояния, готовых неистово аплодировать и ломать стулья. Вспомните же и представьте себе нашу публику, относящуюся к своим художникам даже с откровенной иронией!.. Ужасно вообще, что я оторван от русской жизни. Это мне не по натуре… Письма N ко мне из нашего сурового далека веют на меня свежим морским ветром. Я снимаю шляпу, расстегиваю грудь и впиваю всем организмом эту освежающую и укрепляющую влагу и чувствую, что, после этого напитка, все во мне говорит: вперед! вперед!»

Неужели не надо ожидать много сильного и значительного от художника, у которого такой талант и такая голова?

1875 г.

Комментарии

Все статьи и исследования, написанные Стасовым до 1886 года включительно, даются по его единственному прижизненному «Собранию сочинений» (три тома, 1894, СПб., и четвертый дополнительный том, 1906, СПб.). Работы, опубликованные в период с 1887 по 1906 год, воспроизводятся с последних прижизненных изданий (брошюры, книги) или с первого (газеты, журналы), если оно является единственным. В комментариях к каждой статье указывается, где и когда она была впервые опубликована. Если текст дается с другого издания, сделаны соответствующие оговорки.

Отклонения от точной передачи текста с избранного для публикации прижизненного стасовского издания допущены лишь в целях исправления явных опечаток.

В тех случаях, когда в стасовском тексте при цитировании писем, дневников и прочих материалов, принадлежащих разным лицам, обнаруживалось расхождение с подлинником, то вне зависимости от причин этого (напр., неразборчивость почерка автора цитируемого документа или цитирование стихотворения на память) изменений в текст Стасова не вносилось и в комментариях эти случаи не оговариваются. Унификация различного рода подстрочных примечаний от имени Стасова и редакций его прижизненного «Собрания сочинений» 1894 года и дополнительного IV тома 1906 года осуществлялась на основе следующих принципов:

а) Примечания, данные в прижизненном издании «Собрания сочинений» Стасова с пометкой «В. С.» («Владимир Стасов»), воспроизводятся с таким же обозначением.

б) Из примечаний, данных в «Собрании сочинений» с пометкой «Ред.» («Редакция») и вообще без всяких указаний, выведены и поставлены под знак «В. С.» те, которые идут от первого лица и явно принадлежат Стасову.

в) Все остальные примечания сочтены принадлежащими редакциям изданий 1894 и 1906 годов и даются без каких-либо оговорок.

г) В том случае, когда в прижизненном издании в подстрочном примечании за подписью «В. С.» расшифровываются имена и фамилии, отмеченные в основном тексте инициалами, эта расшифровка включается в основной текст в прямых скобках. В остальных случаях расшифровка остается в подстрочнике и дается с пометкой «В. С.», т. е. как в издании, принятом за основу, или без всякой пометки, что означает принадлежность ее редакции прижизненного издания.

д) Никаких примечаний от редакции нашего издания (издательства «Искусство») в подстрочнике к тексту Стасова не дается.

В комментариях, в целях унификации ссылок на источники, приняты следующие обозначения:

а) Указания на соответствующий том «Собрания сочинений» Стасова 1894 года даются обозначением — «Собр. соч.», с указанием тома римской цифрой (по типу: «Собр. соч.», т. I).

б) Указание на соответствующий том нашего издания дается арабской цифрой (по типу: «см. т. 1»)

в) Для указаний на источники, наиболее часто упоминаемые, приняты следующие условные обозначения:

И. Н. Крамской. Письма, т. II, Изогиз, 1937 — «I»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. I, «Искусство», 1948 — «II»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, «Искусство», 1949 — «III»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. III, «Искусство», 1950 — «IV»

Указание на страницы данных изданий дается арабской цифрой по типу: «I, 14».

Статья впервые напечатана в 1875 году (журнал «Пчела», № 3).

Статья показательна тем, что Репин, после «Бурлаков на Волге», становится объектом пристального внимания и любви Стасова, как гордость русского искусства, как художник, от которого можно ожидать «много сильного и значительного».

Стасов был свободен от слепого преклонения перед мастерами Запада как прошлого, так и настоящего времени. Наоборот — с вершин, достигнутых к этому времени русским реалистическим искусством, он критически подходит и к искусству прошлых эпох, и к различным явлениям искусства современности. Из всего прошлого он стремится взять то, что помогает созданию реалистических идейно-содержательных произведений, отражающих правду жизни, современности. Тут он следует заветам Чернышевского, который, утверждая — «прекрасное есть жизнь», отвечал поклонникам «чистой», «вечной» красоты в искусстве, рабски ориентировавших современное искусство на «недосягаемые» образцы прошлого: «Сила нашей фантазии чрезвычайно ограничена, и создания ее очень бледны и слабы в сравнении с тем, что представляет действительность. Самое пылкое воображение подавляется представлением о миллионах миль, отделяющих землю от солнца… самые идеальные фигуры Рафаэля оказались портретами с живых людей… живые люди, даже вовсе не принадлежащие к числу отъявленных извергов или героев добродетели, совершают преступления, гораздо ужаснейшие, и подвиги, гораздо более возвышенные, нежели все, что было выдумано поэтами» («Очерки гоголевского периода русской литературы». Избранные философские сочинения в трех томах, т. I, Госполитиздат, 1950, стр. 692). «Что делать! — говорил Чернышевский. — Аполлон Бельведерский и Венера Медицейская давно описаны, воспеты, и нам остается восхищаться только живыми людьми и живою жизнью, которую забывают в эстетиках, толкуя о Геркулесе фарнезском и картинах Рафаэля» («Критический взгляд на современные эстетические понятия». Там же, стр. 251).