Джером Джером - На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра

Но я сделался теперь поумнее, так как меня научил печальный опыт, а потому я ушел от него, не вручив ему пяти фунтов стерлингов — суммы, которую я, как человек практичный, должен был считать ничтожною: он, видите ли, всегда получал за свои труды двадцать гиней; но, несмотря на это, он все-таки заинтересовался мною и высказал уверенность в том, что я подумаю, стану брать у него уроки и тогда за все его вознагражу.

Есть и еще люди, умеющие эксплуатировать тех олухов, которым взбредет на ум фантазия сделаться актерами, — это антрепренеры, у которых имеются вакантные места «для актеров-любителей, дамы и мужчины, в труппе, составленной из избранных лиц». Это, очевидно, такие субъекты, которые твердо верят в ту истину, что все люди — как мужчины, так и женщины — актеры, потому что они дают совсем неподготовленным новичкам главные роли и притом бывают до такой степени уверены в успехе, что это, право, трогательно; хотя надо заметить, что кандидату на актера, игравшему до сих пор только в своей гостиной, делается немножко жутко когда ему дадут роль Банко или полковника Дэмаса для открытия театра в следующую субботу. Он и сам не может понять, что это такое — может быть, недоразумение, или над ним хотят подшутить для потехи остальной труппы, или же антрепренер действительно знающий человек и увидал, что у него есть талант. Говорить об этом он не любит, а иначе могут подумать, что он не надеется на свои силы, — а новичок на сцене редко страдает этим недостатком. А потом у него могут отнять эти роли, что ему вовсе не желательно, хотя в то же время он вполне убежден, что мог бы сыграть гораздо лучше этой все другие роли в пьесе.

Мне только один раз и пришлось иметь дело с антрепренером-обманщиком — по крайней мере, обманщиком именно такого сорта. К несчастью, есть между ними обманщики и другого рода, что хорошо известно большинству актеров, изведавших это собственным горьким опытом, но с последними мне не приходилось встречаться, да и вообще каковы бы они ни были, я сожалею, что имел с ними дело.

По одному помещенному в газетах объявлению явилось около полудюжины таких же глупцов, как я, и мы собирались каждый вечер на репетиции в один дом на Ньюман-стрит.

Три или четыре известных актера, которые в это время пожинали лавры в провинции, должны были приехать к нам в начале следующей недели на главные роли, и сейчас же после их приезда вся труппа отправлялась в Грэвсэнд. Я поступил на жалованье один фунт стерлингов и пятнадцать шиллингов в неделю, и мне даны были роли Джильберта Фэзсерстона в пьесе «Пропавший без вести в Лондоне» и Короля в «Гамлете». Все шло как по маслу; не было и помина о вознаграждении или о чем-нибудь в этом роде; и хотя я в это время сделался чрезвычайно подозрительным, но думал, что тут, во всяком случае, нет никакого плутовства.

Но я вскоре открыл, в чем был обман. Когда мы собрались в пятый раз на репетицию, наш антрепренер был необыкновенно любезен и насказал мне кучу комплиментов, говоря, что я играю свои роли очень оригинально. Во время остановок он, фамильярно положив мне руку на плечо, говорил со мною о том, как следует играть пьесу. У нас вышел с ним небольшой спор относительно роли Короля. Сначала он был несогласен со мной в одном или двух пунктах, но потом согласился с моим взглядом и признал, что я прав. Затем он спросил меня, в какой костюм я намерен одеться для этой роли. Так как я уже думал об этом еще прежде, чем выучил слова, то нисколько не затруднился ответить на этот вопрос; мы вошли с ним во все подробности и решили, что я выйду на сцену в самом великолепном костюме. Он даже и не подумал удерживать меня, хотя мне не раз приходило в голову, что он станет ворчать на то, что это обойдется ему слишком дорого, но, нет, — он, по-видимому, заботился не менее меня, чтобы костюм был сделан со вкусом. «Это обойдется слишком дорого», говорил он; «но если уж делать что-нибудь, то нужно делать по-настоящему», прибавил он, и я вполне с ним согласился. Затем он начал считать, что это будет стоить. Он сказал, что может покупать костюмы за очень дешевую цену — гораздо дешевле, чем кто-нибудь другой, так как у него есть приятель, занимающийся этим делом, и последний уступит ему костюмы за ту цену, которую они стоят ему самому. Я сказал, что я очень рад, но так как это не касалось меня лично, то мне начали надоедать его долгие разговоры о костюмах. Высчитав стоимость, он пришел к заключению, что все обойдется в девять фунтов стерлингов.

— И это очень дешево, — сказал он, — все принадлежности костюма будут хорошие и могут всегда пригодиться.

Я опять согласился с ним и заметил, что, вероятно, они будут стоить заплаченных за них денег, но только я не мог понять, какое отношение это имело ко мне.

Затем он пожелал узнать, когда я заплачу деньги — сегодня вечером или же принесу их в следующий раз.

— Я! Я — платить! — вырвалось у меня. Я был так удивлен, что даже не соблюдал грамматических форм. — За что же это?

— Как за что! Да за костюм, — отвечал он, — ведь, не можете же вы играть роль без костюма, а если вы сами купите все принадлежности костюма, то переплатите около четырех фунтов стерлингов лишнего, вот и все. Если вы не можете заплатить всех денег сейчас, — продолжал он вкрадчивым голосом, — то дайте мне, сколько у вас есть, я постараюсь уговорить моего приятеля подождать за вами остальные деньги.

Когда я стал потом расспрашивать других актеров, то оказалось, что трое из них уже дали ему по пяти фунтов стерлингов каждый, а четвертый имел намерение вручить ему на следующий день четыре фунта стерлингов и десять шиллингов. Я же сговорился еще с одним товарищем подождать и посмотреть, что будет. Но мы так ничего и не дождались.

Знаменитых актеров мы в глаза не видали, а через день после этого нашего антрепренера и след простыл. Те же, которые заплатили за костюмы, конечно, уже его никогда не видали.

После этого я захотел сам разыскать себе что-нибудь подходящее, без помощи каких бы то ни было комиссионеров или печатных объявлений. Во всяком случае, дело пойдет у меня удачнее, чем оно шло до сих пор, думал я. Те друзья, которые прежде советовали мне отнюдь не писать к антрепренерам, были того же мнения и полагали, что самое лучшее для меня — это зайти как-нибудь в «Западный театр», и я так и поступил. Я думаю, что нет ни одного актера, который не знал бы «Западного театра», хотя последний и старается скрыться на каком-то темном дворе, потому что, по всему вероятию, и он, подобно своим актерам, любит уединение.

Я нашел тут веселую и радушную труппу, которая не отказалась от выпивки на мой счет. Когда же я намекнул актерам о своем желании избрать эту же профессию, то они посмотрели на меня с глубоким сожалением и, по-видимому, очень опечалились. Они покачали головой с самым серьезным видом, стали рассказывать мне то, что пришлось вынести им самим и всеми силами старались отговорить меня от этого намерения. Но я думал, что они — эгоисты, которые хотят помешать молодому таланту выступить на сцену. Если даже они дают мне совет с благим намерением, — так рассуждал я, — то на него не стоит обращать внимания. Всякий человек считает самою дурною именно ту профессию, к которой он принадлежит сам, и если для того, чтобы избрать какую-нибудь профессию дожидаться, чтобы ее одобрили люди, уже принадлежащие к ней, то ему придется просидеть всю жизнь без дела. Поэтому я не обратил никакого внимания на их предостережение, но продолжал идти своей дорогой и, наконец, нашел такого человека, который помог мне в моих поисках.