На крыльях любви. История создания метода Тета-исцеления - Гай Стайбл

изменений. Я была замужем, меня ждало материнство. Религия затягивала меня все больше и больше. Свёкор принес мне старый экземпляр книги «Иисус Христос» Джеймса Э. Талмеджа. Она завладела моим вниманием – в первую очередь тем, как автор представил некоторые стороны образа Христа, о которых я раньше не имела представления. Однажды ночью я обратилась к Создателю с вопросом, родившимся у меня во время чтения. Вопросы жгли меня изнутри, и я заснула, держа их в уме. Тогда мне приснился сон – настолько яркий, что лучше считать его видением.

Мне привиделось, что я попала на какой-то далекий прекрасный морской берег. Я интуитивно знала, что песок на пляже символизировал песок времени, а вода была морем знаний. Волны разбивались о черную скалу, на которой сидел человек. Я знала его.

Это был Он, сам Иисус Христос.

Он произнес: «Здравствуй, Вианна. Мы знаем друг друга». Помолчав, добавил: «Ты хочешь спросить обо Мне и Моей жизни?» Я ответила: «Да, Господь».

Махнув рукой, он сказал: «Смотри же». Внутри моего видения открылось еще одно, и Он показал мне все, что пережил до момента распятия. Я видела саддукеев и фарисеев, римлян и апостолов. Он показал, что понимал их всех и никому из них не желал зла. Он был добрейшим из людей. От Него исходило невероятное чувство сострадания.

Я спросила Его о конце света и о том, когда он настанет. То, что я увидела, было не тем, о чем все думают. Мне открылось, что в мире рождаются особые люди. Конец мира, каким мы его знаем, будет означать, что эти дети станут новым началом.

Невероятное сострадание, исходившее от Иисуса, произвело на меня такое впечатление и так меня растрогало, что я решила стать доброй и сострадательной, как Он, – по крайней мере, стремиться к этому.

Я чувствовала, что в ответ на Его доброту и милосердие и Завет, ставший Его жизнью, я должна принести этому великому Духу свой дар. И я спросила Его, что я могу Ему дать.

Он ответил: «Вианна, создай нечто прекрасное – это лучший дар, который ты можешь Мне поднести».

И так я дала обет Богу и Христу. Я напишу две картины – «Конец света» и «Новое начало». Затем передо мной предстали три фрески, которые я должна была написать в будущем.

Видение расширило мое представление об Иисусе Христе: я поняла, что Иисус и Бог – не разные части, но Они оба принадлежат к тому Единому, что находится за пределами нашего понимания.

После того как я пережила это видение, мой свёкор помог мне совершить следующий шаг в духовном развитии. Он дал мне аудиозапись проповеди Мэттью Коули, произнесенной в 1953 году, уже в конце его деятельности. Коули был мормонским миссионером во время обеих мировых войн. Семь лет он проработал главой миссии в Новой Зеландии, а 1945 году, после возвращения в Солт-Лейк-Сити, был рукоположен и стал одним из Кворума Двенадцати Апостолов[1].

Во время пребывания в Новой Зеландии Коули продемонстрировал дар целительства. Ему достаточно было просто положить руки на человека, чтобы принести ему исцеление. По свидетельствам, он даже воскресил одного человека.

Запись, попавшая мне в руки, содержала рассказ о силе веры и о могуществе Бога. Я слушала и понимала, насколько правдивы его слова – вера в Бога может исцелить всё. Именно тогда я поместила эту веру в самые глубины своего сердца и носила ее с собой повсюду; особенно она мне пригождалась в трудные моменты жизни. Эта кассета до сих пор меня вдохновляет. Через несколько лет я узнала, что, по свидетельству моей бабушки по линии отца, Коули исцелил ее брата и спас его ногу от ампутации.

* * *

Гарри был очень умным. Он с легкостью проходил любой учебный курс, ему не требовалось много заниматься. Это не облегчало ему жизнь, скорее даже наоборот, ведь он был способнее многих, кто с ним работал. Его взяли в одну фирму инженером-технологом, и мы наконец позволили себе купить кушетку за 25 долларов. Но не успело нашему сыну Джошуа исполниться восемь месяцев, как Гарри лишился работы.

У меня, молодой матери, было ровно 17 пеленок. Я складывала их пополам, одна служила полотенцем, остальные употреблялись в течение дня как подгузники, и я думала только о том, чтобы они не закончились раньше, чем я выстираю их ночью в ванне.

Каждый день я пекла хлеб, у меня это хорошо получалось. С радостью вспоминаю моменты, когда Джошуа ползал по полу и обсыпа́л себя мукой с ног до головы.

Рождение первого ребенка принесло проблемы со здоровьем. Я страдала от хронического инфекционного воспаления матки. И вообще в нашем браке все шло не так, как я хотела. Через год после заключения брака мы с Гарри обвенчались в мормонском храме, заключив вечный союз. Это было для меня важным событием: я сделалась очень религиозной. Гарри же вернулся к разгульной жизни. Нам случалось проходить через периоды, когда он пил не переставая и тратил деньги, отложенные на квартплату. Два раза я спасала положение, продавая все свое имущество, даже обручальное кольцо, чтобы расплатиться, например, за грузовой автомобиль, по которому мы задолжали. Образ жизни Гарри ставил его и в другие, весьма щекотливые ситуации; сейчас я понимаю, что я, наверное, так никогда его и не простила.

В девятнадцать лет я родила второго ребенка: у нас появилась дочка, которую назвали Бобби Джин. Беременность протекала сложно, тем более что большую часть времени я провела на кушетке в бесконечном ожидании Гарри. Он уходил с работы в 11 вечера, а дома появлялся в 4 утра пьяный.

В этот период я пережила довольно необычный опыт. Мы переехали в новую квартиру. Каждый день я слышала детский плач, доносившийся из угла комнаты. Я слышала этот плач очень отчетливо – казалось, что ребенок плачет где-то этажом ниже. Я поинтересовалась у соседки снизу, но получила отрицательный ответ. Зато она сказала мне, что до меня в моей квартире жила женщина, у которой умер ребенок.

Мне показалось, что в этом плаче было какое-то послание, адресованное матери. Соседка позвонила той женщине и попросила ее прийти, чтобы встретиться со мной. Я узнала, что та женщина не была верующей, не была мистически настроена. После смерти младенца она потеряла все, что имела, – ушли деньги, распался брак. Она сказала мне, что комната, в которой я слышала плач, была у них детской. Я чувствовала, что дитя хотело успокоить мать, снять с нее тяжесть утраты. Оно хотело передать ей,