Коллективные сборники - Маршал Тухачевский

За кадетским корпусом последовало Александровское военное училище. Период учебы там, как мы сейчас понимаем, был очень важным в человеческом становлении Михаила. Именно тогда прочно стали складываться его пристрастия и взгляды.

Если говорить о пристрастиях, то это прежде всего глубокий, не ослабевавший с годами интерес к музыке. Музыка была воздухом, наполнявшим наш дом. Играли все: и дети, и отец, и бабушка. У нас стояло два рояля. Один свой, на котором некогда давал концерты Антон Рубинштейн. Второй брали напрокат. Часто к нам приходил знаток и теоретик музыки Николай Сергеевич Жиляев, сохранивший с Михаилом Николаевичем самые сердечные отношения на всю жизнь.

В годы пребывания Михаила в училище началось его сближение, а затем и дружба еще с одним хорошим человеком – Николаем Николаевичем Кулябко. Он сыграл важную роль в судьбе нашего брата. Под несомненным влиянием Н. Н. Кулябко у Михаила Николаевича стало вырабатываться в ту пору свое, все более критическое отношение к самодержавию.

Однажды во время прогулки няня повела нас посмотреть приехавшего в Москву царя. Когда Миша узнал об этом, он принялся объяснять нам, что царь – такой же человек, как всякий другой, и специально ходить смотреть на него глупо. А потом через стену мы слышали, как Михаил в разговоре с братьями назвал царя идиотом.

Годы пребывания Михаила Николаевича в Александровском училище – последние годы его беззаботной юности. Окончание училища совпало с началом мировой войны. Брат сразу же уехал в свой полк. От него стали поступать письма с фронта. Только осенью 1914 года он на день или на два вырвался в отпуск. Приезд этот был обусловлен смертью отца. Мы не сообщали Мише о постигшем нашу семью горе, но он сам почувствовал неладное и при первой же возможности приехал в Москву.

А месяца три-четыре спустя имя брата появилось в газетах в списке убитых. Мы были потрясены. Но, к счастью, это оказалось ошибкой. Недели через две выяснилось, что Михаил находится в плену.

Его письма из плена неизменно начинались фразой: «Жив-здоров, все благополучно». Но мы-то уж понимали, насколько относительно это «благополучие». В одной из открыток Михаил с присущим ему юмором сообщал: «Сегодня нам давали мед, который вкусом и цветом похож на ваксу».

Своими письмами брат все время старался подбодрить нас, уверял, что скоро увидимся, советовал читать «Слово о полку Игореве», намекая на побег из плена. И он действительно неоднократно предпринимал попытки бежать из неволи. Но лишь в 1917 году они увенчались успехом.

И вот однажды, когда мы все собрались за обеденным столом, неожиданно распахнулась дверь и на пороге появился худой, измученный человек. Лишь по улыбке мы узнали нашего Мишу.

Дни, проведенные им с семьей, были для нас днями беспредельнгого. счастья и бесконечных расспросов. Мы дознавались, как он бежал, как скрывался, чем питался в пути, каким образом шел ночами по незнакомым местам. Михаил не очень охотно вспоминал обо всем этом – слишком много перенес. На привезенных им из Швейцарии[1] фотографиях он походил на мумию и был страшно оборван.

Через трое суток Михаил опять покинул нас и отправился в полк. На этот раз разлука была недолгой. Он вернулся к нам зимой, примерно в декабре.

Мы жили тогда в селе Вражском, под Пензой, в бывшем имении нашей бабушки. Крестьяне на сходе постановили оставить там для нас наш дом.

Свое не ахти какое хозяйство мы вели сами. Самым тяжелым делом была, конечно, заготовка дров. И Михаил сразу же взял на себя главные заботы об этом. Он всячески старался избавить родных, и прежде всего маму, от непосильного труда.

В январе 1918 года Миша опять оставил нас – уехал в Москву. Там в его жизни произошли важнейшие события. Он вновь встретился с Н. Н. Кулябко, который дал ему рекомендацию в партию и познакомил с Владимиром Ильичей Лениным.

Месяца через три, уже весной, Михаил только на день заехал к нам. Даже не заехал, а зашел. Ямщик смог довезти его лишь до деревни Варварки, и последние семь-восемь километров Миша добирался пешком по колено в грязи. Перепрыгивал с льдины на льдину, преодолевая уже тронувшуюся реку. И когда добрел до дому, на нем не было сухой нитки.

Однако трудная дорога не сказалась на настроении Михаила Николаевича. Радостно возбужденный, полный надежд, он рассказывал нам о предстоящей работе по организации новой армии.

– Откуда ей взяться, этой новой армии? – усомнилась мама.

Но Михаил горячо доказывал, что новая армия будет создана, что множество людей стремятся к этому и он твердо решил связать свою судьбу с ней.

После той короткой встречи с братом от него долго не было никаких вестей. Лишь в июле в нашем доме появился военный, по фамилии Голубев, назвавшийся адъютантом Михаила Николаевича. От него мы узнали, что брат командует 1-й красной армией. Голубев привез Мишино письмо и немного денег.

Вслед за этим начались наши поездки к Михаилу. Мама ездила к нему в Инзу. Вернувшись, она рассказала нам об опасности расстрела, которая нависла над ним в момент измены Муравьева. Гордилась мужеством сына, зосхищалась уважением, каким он пользуется у своих товарищей по службе. Мы слушали мать с замиранием сердца. Ведь это же был наш родной Миша.

Потом Михаил Николаевич вызывал к себе по очереди и нас – сестер. Когда он командовал 5-й армией, у него, помнится, довольно долго жила сестра Соня. Когда возглавлял Западный фронт, одна из нас, Ольга, навестила его в Смоленске. Из Смоленска Михаил уехал на подавление Кронштадтского мятежа и достойно исполнил там поручение В. И. Ленина. За Кронштадтом последовал Тамбов – надо было покончить с антоновщиной.

В Тамбове у него бывала Маруся. Михаил Николаевич занимал там маленький домик в саду, похожий на беседку. Ни о какой охране он не хотел и слышать.

В 1921 году, после успешного разгрома банд Антонова, Михаил по указанию В. И. Ленина получил месячный отпуск и провел его во Вражском.

В это лето, первое после окончания гражданской войны, дома собрались все братья и сестры. Приехала во Вражское и наша давняя приятельница, пианистка Нина Отто. Снова, как в юности, у нас звучал рояль, возобновились музыкальные вечера. Михаил очень много читал. А когда отпуск кончился и приспело время возвращаться в Смоленск, брат захватил нас обеих с собой.

Несмотря на большую загруженность, он и там находил время для музыки, увлекался живописью. Иногда у нас проводились веселые семейные вечера, для которых Миша сочинял забавные стихи и даже целые сатирические поэмы.

Квартира, которую вначале занимал Михаил Николаевич в Смоленске, была очень холодная. Особенно его кабинет. Работая там, Михаил надевал обычно серую папаху и накидывал на плечи летнее пальто, приобретенное еще в Швейцарии.