Лэнс Армстронг - Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни

Я был уже не на шутку зол и напуган. Одевшись, я вышел в коридор и снова наткнулся на главного радиолога.

— Послушайте, — обратился я к нему. — Что происходит? Это никакие назовешь обычной процедурой.

— Вам нужно поговорить с доктором Ривсом, — уклонился он от ответа.

— Нет. Я хочу знать, что происходит.

— Видите ли, я не хочу говорить за доктора

Ривса, но похоже, что он проверяет вас на онкологию.

Я застыл.

— О черт, — вырвалось у меня.

— Вы должны отнести снимки доктору Ривсу.

Он ждет вас в своем кабинете.

Меня охватило леденящее чувство страха, и я, вытащив из кармана сотовый телефон, набрал номер Рика.

— Рик, тут творится что-то непонятное, а мне

всего не говорят.

— Лэнс, я сам точно не знаю, что происходит, но ты должен поговорить с доктором Ривсом. Может, у него и встретимся?

— Хорошо.

Я подождал в приемной, пока готовили мои рентгеновские снимки, и наконец радиолог вышел и вручил мне большой коричневый конверт. «Доктор Ривс ждет вас», — сказал он. Я не отрываясь смотрел на конверт. «Там моя грудная клетка», — сообразил я.

Дело плохо. Я сел в машину и снова бросил взгляд на конверт с рентгеновскими снимками.

Офис Ривса был всего в двухстах метрах, но чувство было такое, что он намного дальше. В двух километрах. А может, в двадцати.

Когда я припарковался, уже стемнело и рабочий день явно закончился. «Если доктор Ривс до сих пор ждал меня, тому должна быть серьезная причина, — думал я. — А причина в том, что я, похоже, влип».

По дороге в кабинет Ривса я обратил внимание, что здание совершенно опустело. Все ушли. Был уже вечер.

Приехал Рик, и вид его был довольно мрачным. Я сел в кресло, а доктор Ривс в это время вскрыл конверт и извлек снимки. Рентгеновский снимок подобен фотонегативу: аномалии на нем выделяются белым. То, что черное, — это хорошо, это означает, что органы чистые. Черное хорошо. Белое — плохо.

Доктор Ривс прикрепил мои снимки к специальному экрану с подсветкой.

Моя грудь выглядела на рентгене как снежный буран.

— Да, ситуация серьезная, — сказал наконецдоктор Ривс.

— Похоже на тестикулярный рак с обширными метастазами до самых легких.

У меня рак.

— Вы уверены? — спросил я.

— Совершено уверен, — сказал Ривс.

Мне двадцать пять. Откуда у меня рак?

— Может, мне проконсультироваться у кого-нибудь еще? — сказал я.

— Разумеется, — ответил Ривс.-

Вы имеете полное право сделать это. Но должен сказать, что в диагнозе я не сомневаюсь. Я запланировал для

вас на завтра на семь утра операцию по удалению яичка.

У меня рак, и он добрался до легких. После этого доктор Ривс рассказал о болезни подробнее: рак яичек — редкое заболевание; в США ежегодно фиксируют лишь 7000 случаев. Эта болезнь поражает чаще всего мужчин в возрасте от 18 до 25 лет и благодаря достижениям химиотерапии считается среди онкологических заболеваний наиболее излечимым, но главное здесь — своевременные диагностика и хирургическое вмешательство. Доктор Ривс был совершенно уверен, что у меня рак. Вопрос лишь в том, насколько широко он распространился. Ривс предложил мне обратиться к Дадли Юману, известному остинскому онкологу. Но надо было торопиться: каждый день на счету. Доктор Ривс, наконец, закончил, но я не мог вымолвить ни слова.

— Я оставлю вас на минутку, — сказал Ривс.

Оставшись наедине с Риком, я положил голову на стол.

— Не могу поверить, — произнес я.

Но я должен был признаться себе в том, что на самом деле болен. Эта головная боль, этот кровавый кашель, боль в горле, постоянная сонливость. Я действительно плохо себя чувствовал, и началось это не вчера.

— Лэнс, послушай меня. В лечении рака произошли значительные подвижки. От него можно вылечиться. Мы должны постараться сделать все возможное. Мы победим, чего бы это ни стоило.

— Хорошо, — сказал я. — Согласен.

Рик вызвал доктора Ривса.

— Что я должен делать? Давайте начнем. Давайте убьем эту заразу. Во что бы то ни стало.

Я хотел приступить к лечению прямо сейчас. Не сходя с места. Я готов был лечь под нож хирурга в тот же час. Я бы сам нацелил на себя лучевую пушку, если бы это помогло. Но Ривс терпеливо объяснил мне план действий на утро: я приеду в больницу рано утром, чтобы пройти целый ряд тестов и анализов и дать онкологу возможность определить степень развития рака, после чего мне хирургическим путем удалят яичко. Я встал и направился к выходу. Мне еще нужно было сделать множество звонков, в том числе матери; как-никак мне предстояло сообщить ей, что ее единственный ребенок болен раком-

Я сел в машину и поехал по извилистым улицам домой, на берег озера. Впервые в жизни я ехал медленно. Я был в шоке. Бог мой, я никогда больше не смогу соревноваться. Бог мой, я умру. Бог мой, у меня никогда не будет семьи. Все эти мысли путались, сменяя друг друга. Но первой была такая: Бог мой, я никогда больше не смогу соревноваться. Я взял телефон и позвонил Биллу Стэпл-тону.

— Билл, у меня плохие новости, — сказал я.

— Что такое? — встревоженно спросил он.

— Я заболел. Моей карьере конец.

— Что?

— Все кончено. Я болен, я никогда больше не смогу соревноваться, и у меня уже ничего в жизни не будет.

Я отключил связь.

Я тащился к дому на первой передаче, не имея сил даже нажать на педаль газа и оплакивая все, что имел: свой мир, свою профессию, свое «я». Я выехал сегодня из дома несокрушимым и непобедимым 25-летним молодцом. Рак изменил в моей жизни все: он не только погубил мою карьеру, но и лишил меня всего моего прежнего «я». Я начинал свою жизнь практически с нуля.

Моя мать работала секретаршей в Плано, но с помощью велосипеда я кое-чего в жизни достиг. В то время как другие дети занимались плаванием, я после школы крутил педали, потому что именно в этом видел свой единственный шанс. Каждый завоеванный приз, каждый заработанный доллар я оплатил литрами пота, а что мне делать теперь? Кем я буду, если перестану быть велосипедистом мирового класса Лэнсом Армстронгом?

Больным человеком.

Я подъехал к дому. Там звонил телефон. Войдя, я бросил ключи на шкафчик. Телефон не умолкал. Я снял трубку. Это был мой друг Скотт Макичерн, представитель фирмы «Nike», «приписанный» ко мне.

— Эй, Лэнс, что происходит?

— Многое, — мрачно ответил я.

— Многое происходит.

— Что ты имеешь в виду?

— Я, гм…

Мне еще не случалось произносить такое вслух.

— Что? — спросил Скотт.

Я открыл рот, закрыл его, открыл снова.

— У меня рак, — наконец выдавил я. И заплакал.