Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия - Юрий Николаевич Александров

открытых для посещения частных художественных коллекций и книжных сокровищ, соседствовала с Москвой угрюмой сытости и безоглядного разгула охотнорядцев, легендарных кутежей купеческих толстосумов, с Москвой крестных ходов, кликуш и юродивых церковных папертей, опустившихся нищих «странноприимных домов».

Первые «небоскребы» — рвущиеся своими этажами ввысь доходные дома, репрезентативные здания биржи, страховых обществ, банков, бесконечные вереницы «ломовиков», насыщающих оптовые склады Китай-города, превращенного в московское «сити», стальной узел железных дорог, расходящихся во все концы страны, лес фабричных труб, стремительно прорастающих повсюду, и безудержная стихия наживы Сухаревки, которая распространялась подобно заразе.

И над всеми этими противоречиями русской действительности хищно парили двуглавые орлы на кремлевских башнях. Но они уже не были в силах воспрепятствовать нелегальным сходкам рабочих окраин, маевкам в Сокольниках, Марьиной роще и на заставах, которые предвещали близкую очистительную бурю.

Но прежде, чем грянула эта буря, в летопись Москвы вошла еще одна памятная дата — 18 мая 1896 года, когда в городе начались «роковые» народные гулянья на Ходынском поле. Празднества в честь коронации последнего представителя царствующей династии Николая II превратились в кровавую народную катастрофу. Во время возникшей на месте гуляний давки погибло около 1400 человек и почти столько же получило увечья. «Людей буквально расплющивали в толпе — ломали ребра, сдавливали грудные клетки; многие тут же умирали, другие теряли сознание, но давка продолжалась в огромном „загоне“, откуда большинству выхода не было, — вспоминал писатель Н. Д. Телешов в очерке „Москва прежде“. — По программе торжеств в этот вечер злополучного числа был назначен парадный бал в иностранном посольстве…, — продолжал он, — Москва была уверена, что в такой страшный день бал будет отменен. Но нет — пышный бал состоялся, и царь Николай с царицей принимали в нем участие. Подробности о танцах и угощениях были напечатаны наутро в газетах. Это произвело удручающее впечатление на весь народ, даже на самых смирных и покорных: „Не предвещает все это ничего доброго. Царствование началось бедой“».

Далеко не все стороны жизни Москвы второй половины прошлого столетия равноценно освещены на страницах мемуаров. И это вполне объяснимо. Мемуаристы принадлежали к различным классам, сословиям, культурным слоям и профессиональным кругам общества, представляя, подчас, полярные крайности в социальном спектре населения города. Среди них — рабочие и дворяне, купцы и интеллигенты, профессиональные писатели и поэты, ученые и журналисты, давно забытые литераторы и московские старожилы, хранившие многие устные предания и легенды. Далеко не все из них обладали литературным дарованием, да и запас жизненных впечатлений у каждого был ограничен его знанием и опытом. И тем не менее в совокупности этих мемуаров предстает широкая картина жизни Москвы. Да и встречающиеся в сборнике повторы, дополняя друг друга, также интересны различной интерпретацией событий.

В сборнике помещены мемуары А. Ф. Кони — известного адвоката, общественного деятеля, литератора, почетного академика. Блестящий судебный оратор, Кони был председателем суда, вынесшего оправдательный приговор В. И. Засулич. В его литературном наследии — мемуары, критические статьи, судебные речи, портреты известных писателей, с которыми он встречался. Литературные связи Кони были очень широки, он дружил с А. Чеховым, Л. Толстым. Известно, что рассказы Кони из его богатой судебной практики, в частности о деле супругов Гимеров и Розалии Онни, на которой спустя много лет хотел жениться ее соблазнитель, легли в основу сюжетов драмы «Живой труп» и романа «Воскресение» Льва Толстого. В сборнике Кони представлен небольшим отрывком из его популярных мемуаров «На жизненном пути», с юмором повествующим о традиционной купеческой свадьбе «с генералом».

К числу наиболее интересных и содержательных относятся воспоминания о старой Москве Н. В. Давыдова, принадлежавшего к древнему дворянскому роду. Он был своим в аристократическом мире особняков Арбата и Поварской. Человек поразительной общественной энергии, юрист по образованию, он преподавал в Московском университете, Коммерческом институте, народном университете имени Шанявского, был председателем Театрально-литературного комитета императорских театров, Толстовского общества, товарищем председателя Юридического общества, председателем Суда чести общества периодической печати и литературы, занимал ряд других общественных должностей. В литературу Н. В. Давыдов вошел так же как автор воспоминаний о Льве Толстом, А. М. Жемчужникове, Ф. Л. Соллогубе.

Заметную роль в литературной жизни Москвы конца прошлого века стал играть Н. Д. Телешов, который организовал литературно-художественный кружок «Среда», объединивший писателей реалистического направления. Почетными членами кружка были Ф. И. Шаляпин и С. В. Рахманинов. Коренной москвич по рождению и воспитанию, Телешов имел широкий круг знакомств среди московской интеллигенции и превосходно знал родной город, неповторимую жизнь его улиц и площадей, развлечения и привычки москвичей. В своих мемуарах он упоминает купания в «иордани» во время крещенских морозов, традиционные гулянья на «вербе», давний народный обычай смотреть ледоход на Москве-реке. Телешов был деятельным, инициативным человеком, участвовал во многих общественных начинаниях; был избран председателем кассы взаимопомощи литераторов и ученых, участвовал в создании издательства Товарищества писателей, которое должно было освободить их от жестокого диктата частных издателей.

Документально-художественное свидетельство Н. Д. Телешова «Москва прежде», написанное легко и живо, отличается достоверностью, богатством зорко подмеченных подробностей. Будто выхвачены из действительности образы его современников: «весь в золоте, с пышными по плечам волосами, рослый и могучий» протодьякон Розов, который в Успенском соборе Кремля «громогласно, высокоторжественно и сокрушительно порицал всех отступников православия», одетый «в старую бабью кацавейку и худые опорки, подвязанные веревкой, …голодный, больной, с опухшими от мороза руками», погибающий в промозглой ночлежке знаменитый русский живописец, академик А. К. Саврасов, московский «пророк» Корейша «в темной ситцевой рубашке и в темном халате с овчинным воротником, подпоясанный мочалой либо полотенцем, но шея и грудь широко открытые: на груди, на голом теле, виден крест на шнурке», и другие.

В книге «Записки писателя» Н. Д. Телешов пишет об одном из авторов сборника поэте-самоучке И. А. Белоусове, который начинал свою литературную жизнь среди лавочников, мещан и портных Зарядья… «Кому из литературной братии в свое время не шил он простые будничные костюмы, куртки, шубы, штаны… Как сейчас вижу я над воротами дома скромную вывеску: „Портной Белоусов“, — вспоминал писатель. — А за этим „портным“ уже числилось несколько книг стихотворений, многочисленные переводы из „Кобзаря“, из Ады Негри, из Бернса и длинный ряд рассказов для детей». Белоусов пользовался уважением в литературных кругах: его избрали в состав дирекции Суриковского литературно-музыкального кружка, объединявшего писателей-самоучек из народа, членом и казначеем Общества любителей российской словесности. О жизни трудового Зарядья, тяжелой судьбе «мальчиков» — учеников в портновских мастерских, о «засидках» — процедуре расчета хозяина с мастерами, о том, что видел Белоусов на улицах родного города, в торговых рядах, на народных гуляньях, о сложившихся обычаях и забавах он поведал в мемуарах «Ушедшая Москва», которые в сокращенном варианте вошли в сборник.

Центральное место в предлагаемой читателю книге занимают воспоминания П. И. Богатырева — популярного тенора, литератора и