Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Квартал особняков в юго-западной части Берлина. Легкий летний дождичек. Из-за солидных оград и зеленых подстриженных кустов кокетливо выглядывают виллы.

Сергей неторопливо идет под черным зонтом. На нем элегантный, несколько старомодный костюм в английском вкусе, в петлице — цветок. Найдя нужный дом, он звонит. Выходит ливрейный лакей.

— Прикажете доложить, майн герр?

— Я к господину барону. По важному личному делу.

— Господина барона нет дома, я доложу госпоже баронессе.

Сергей входит в садик, не спеша свертывает зонт и по дорожке направляется к двери.

Небольшой вестибюль, лестница наверх. Современная обстановка. Лакей берет со столика небольшой поднос. Сергей вынимает визитную карточку и кладет ее на поднос.

Уютная гостиная. У столика в креслах баронесса Люция фон Голльбах-Остенфельзен — красивая молодящаяся дама лет сорока с глуповатым и надменным лицом, и Сергей. Баронесса с официальной улыбкой невесело говорит:

— Я очень рада познакомиться с представителем Дрезденского банка, в котором барон хранит свои деньги. Мне не совсем ясно, граф, почему мой супруг раньше не познакомил нас. Благосостояние всей семьи — дело не только ее главы, но и всех членов в отдельности. Я уверена, что сейчас имею право решительно вмешаться в ведение финансовой стороны семейной жизни. Меня вынуждает к этому одно тревожное, я бы сказала, чрезвычайное обстоятельство.

Сергей настораживается.

— Какое же, мадам?

Баронесса в нерешительности тянет:

— М-м-м… Вы… Я… Полагаю, граф, что на вопросы, касающиеся интимных сторон жизни чужой семьи, ожидать честного ответа имеют право три мужчины: священник, врач и поверенный банка.

Сергей делает легкий поклон.

— Я думаю то же самое, мадам, но не считаю вашу семью чужой. По положению я забочусь о ваших интересах не меньше, чем о своих. Это для меня — вопрос чести, баронесса. К тому же я считаю себя личным другом вашего супруга. Итак?

Баронесса в нерешительности.

— Я… мой супруг…

Сергей вкрадчиво:

— Смелее, доверьтесь преданному другу, мадам.

Баронесса вынимает из карманчика платья крохотный платочек.

— С конца прошлого года барон стал пить. Сейчас он находится в замке, где лечат страдающих алкоголизмом людей нашего круга. Замок расположен в горах Гарца, близ Вальденгероде. Так называется и замок.

Сергей искренно расстроен.

— Барон понимает то, что с ним случилось?

Баронесса прижимает к глазам крохотный платочек.

— Почти да. Он сам просил поместить его в эту лечебницу. Но врач предупредил меня, что…

Сергей в спортивном костюме спешно садится в машину. У руля Вилем.

— Гарц. Замок Вальденгероде. Нажмите, Вилем, мы должны быть на месте как можно скорее: стряслась беда. Линия под угрозой!

Ворота замка между двумя башенками. Машина, сделав круг по мощеному двору, останавливается перед подъездом. Выходит величественный дворецкий в ливрее с гербом на груди. Сергей небрежно бросает через плечо:

— Граф Переньи де Киральгаза. К барону фон Голльбах-Остенфельзену. По личному делу.

— Простите, ваше сиятельство, но господин барон не…

Сергей, не дослушав, отстраняет рукой старика и решительно вбегает в широкий портал замка. Огромный мрачный каменный зал. В углах тускло блестят закованные в латы фигуры рыцарей. Несмотря на лето в зале холодно, и в высоком камине с древним гербом догорают толстые поленья. На ковре перед камином глубокие кожаные кресла. Вдоль готических окон с цветными стеклами и гербами стоит ряд тяжелых старинных стульев. Посреди зала длинный старинный стол из темного дуба. Справа и слева ряды пустых стульев с высокими спинками. Во главе стола в глубоком кресле спит совершенно пьяный Рой. Сергей обходит стол, на другом конце стола садится в кресло и делает знак дворецкому. Поклонившись, тот бесшумно уходит. Воцаряется угрюмая тишина, нарушаемая потрескиванием бревен в камине. Проходит несколько минут, пьяный начинает шевелиться. Поднимает голову. С трудом открывает глаза. Не сразу замечает Сергея и вдруг узнает его. Его мертвенно безразличное лицо искажается ужасом и отчаянием. Он судорожно хватается за ручки кресла, наклоняется вперед и рычит в пространство:

— Вы? Здесь! Будьте вы прокляты!!

Берег озера близ Берлина. Прикрывшись пестрым зонтом от солнца, на траве в купальных костюмах лежат Ганс и Альдона. У них в руках советские газеты и журналы.

— Я не нарушил никаких указаний, Альдонка, — оправдывается Ганс. — Напрасно нападаешь. Я накупил газет и журналов на греческом, сербском, индийском и японском языках и между ними — наши. Позднее продавец и не вспомнит, кто взял советские.

Альдона хмурит брови.

— Ладно. Прощаю. А вообще, воздержись, милый Гансик. Служить, так служить! Если мы провалимся, то пусть это произойдет не по нашей вине.

Они рассматривают фотографии.

— Смотри, герои вернулись из Лейпцига… Торжественная встреча, а? Здорово! Настоящие герои — трое против Геринга и всей своры! Нам пример!

Они перелистывают газеты. Альдона:

— Японцы бомбят китайские города, а мы нежимся в кустах. Эх, уйти бы на фронт! В китайскую Красную армию!

— Сергей твердит, что и здесь мы на фронте.

— Чушь! Он — боевик, а нам заговаривает зубы. Прекрасные люди гибнут, а мы полеживаем на пляже!

— Но, Альдона, и здесь тебя подстрелили те же фашисты!

— Так ведь это случилось в прошлом году! Эх…

— А мы с Сергеем чуть не сложили головы на вилле.

— Где?

— В Лугано, помнишь? Интересно, как идут дела в других группах?

— Не в этом дело. На фронт нам надо, Гансик, а не лазить по чужим виллам. Ты — немец, из тебя вышел бы знатный боец. Я часто тебя представляю во главе батальона… Кругом пули, дым, огонь, а ты рвешься вперед, а за тобой — солдаты… Вот для чего ты создан. Для геройства, понял, Гансик? Геройство… Я недавно читала, что жажды подвига мало, нужна воля к подвигу. Она у нас есть!

Парк. Лето. На скамье трое — Сергей, Иштван и Рой.

Иштван:

— Я очень не доволен вами, господа. Вы, барон, пьете, а вы, граф, ничего не делаете! Черт знает что… Мы платим вам большие деньги, а дело очутилось под угрозой. Я говорю вам это потому, что советская разведка печется о своих помощниках, как о детях. Мы вас ценим, уважаем и содержим, так цените и вы нас, господа! У вас, барон, нет никаких причин для пьянства. Вы окружены уважением, а вы, граф, обязаны морально поддерживать вашего компаньона. Вместе с ним вести дело так, чтобы обеспечить бесперебойность работы и длительность сотрудничества. Вы не просто равнодушный передатчик, а друг мне и барону. Так и ведите же себя как друг! Не заставляйте меня говорить с вами грубо, господа!