Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– Ваше здоровье, сударыня.

Он наблюдает, как алые губы Бланш погружаются в бокал шампанского.

Что мешает мне открыть чувства, которые я так долго храню в душе? Застенчивость или гордыня? Скорее, дикий страх поражения. Но сегодня… наедине с ней в пустом баре, под вой английских бомб, в нем рождается небывалая смелость.

– У меня к вам серьезная просьба, Франк.

Он мгновенно понимает, что опять попал впросак.

Настанет ли день, когда Бланш придет к нему просто так, а не с новой серьезной просьбой?

– Я спрятала на чердаке английского летчика.

– На чердаке? Отеля «Ритц»? Но как же, сударыня! Это безумие!

– Его самолет сбили под Аньером, бедняга ранен в ногу. Лили спешно попросила меня приютить его. Его ввели в отель ночью с улицы Камбон… А как мне, по-вашему, надо было поступить? Оставить подругу и несчастного парня на растерзание нацистам?

– И вы решили, что лучше спрятать его в логове фрицев?!

– Не сердитесь, Франк, пожалуйста! Пилот уже поправляется, теперь надо просто помочь ему выбраться из Парижа. Мне нужны поддельные документы.

– Ох, мадам…

Наступает тяжелое молчание. Услышанное никак не укладывается в голове.

– Налейте мне еще бокал шампанского, я немного нервничаю.

– Парень сейчас наверху?

– Да, в антресоли над комнатами для прислуги. Помогите мне, пожалуйста!

Бланш протягивает к Франку руку в перчатке, тот чуть заметно отстраняется.

– Кто в курсе?

– Мы с Лили, и больше никто. И теперь вы.

– Господи…

– Так вы поможете мне, да или нет?

Франк мгновение думает. Ей он не может отказать ни в чем, и сам это понимает.

– Дайте мне два дня. Но предупреждаю, это в последний раз. Если кто-то узнает, вас расстреляют! И меня заодно!

Франку хочется, чтобы она хотя бы поняла, какой безумной опасности их подвергает. Решила попробовать себя в амплуа героини? Но в этом отеле всем все известно! Как скоро одна из горничных догадается, что у них за стенкой – англичанин? И как скоро одна из них его выдаст?

– Нужно действовать очень быстро, сударыня. У вас есть его фото?

– Да, конечно. Вот оно! Он держал его при себе.

– Он говорит по-французски?

– Нет, ни слова.

– Я достану ему шведский паспорт. Там ребята очень хорошо говорят по-английски. Приходите ко мне сюда в воскресенье вечером. Ни слова больше, сюда идут.

Действительно, слышен какой-то шум. Ритц оживает, как сердце, которое вдруг забилось вновь. В полуоткрытой двери показывается лицо Лучано.

– Ложная тревога, месье Мейер. Я не нашел вас в подвале, вот и пришел предупредить. Сегодня вечером бомбежки не будет, теперь уже все гости пошли в сторону Вандомской площади, жуткая сутолока. Мадам Ритц вернулась в свои апартаменты. Вам, наверно, можно идти домой.

– Спасибо, мой мальчик. И ты тоже иди спать. Увидимся завтра.

Он закрывает за ним дверь. Бланш, нырнувшая за стойку, разгибается и смеется.

– Я поднимаю бокал за смерть, которая кружит возле нас, и за иронию судьбы, мой дорогой Франк!

Кто устоит перед ее бравадой, перед ее смеющимися глазами? Сейчас она совсем рядом с ним, за барной стойкой. Свет люстры из коридора набрасывает на ее светлое лицо узорную тень вуали. Шампанское – как жгучий поцелуй, который он никогда не посмеет сорвать.

10

14 июля 1942 г.

Прошло два месяца, и никто не погиб – по крайней мере, в «Ритце». Английского летчика вывезли, но Ферзен дал понять, что не всегда сможет урегулировать такую чрезвычайную ситуацию.

Как и предсказывал Зюсс, спрос на фальшивые документы растет: с июня всех евреев обязали носить желтую звезду.

Вермахт, воспользовавшись летним теплом, продвинулся еще дальше на русском фронте; на юге, у Бир-Хакейма, генерал Роммель разгромил французские войска и захватил Тобрук. Франку иногда даже хочется, чтобы Германия уже победила.

Лишь бы кончилась эта чертова неопределенность!

Бармен вымотан до предела. Ему некому довериться, не с кем поговорить, он чуть ли не сожалеет о том, что развелся с женой. Хотя Франк вовсе не поддерживает с ней контактов, даже не знает, где живет Мария. Какое счастье, что написал Жан-Жак! Письмо и обрадовало его, и скрасило одиночество. Сын сообщает, что к нему в Ниццу приехала двоюродная сестра – Полина. Они теперь живут в одной квартире и держатся вместе.

В отеле «Ритц» по-прежнему запрещено праздновать 14 июля. Трехцветные флажки из шелка уже три года спят в картонных коробках. Несмотря на полуподпольность бывшего национального праздника, у Франка в баре – аншлаг. Это Барбара Хаттон обмывает новое колье. Жемчуга поразительного размера. А их владелица продолжает худеть. Она даже не просто худа, это одни кости. Страшно смотреть. Сидящая рядом с ней Лора Корриган мурлычет последний хит Люсьен Делиль Mon amant de Saint-Jean, выводя слова со своим нью-йоркским акцентом. Шарль Бедо навалился на стойку и тычет зубочисткой в стакан сухого мартини – выуживает оливку, – она уворачивается, не дается, как, впрочем, и обещанный министерский портфель. Гитри нахально насвистывает себе под нос «Марсельезу», протирая очки. Его пьеса «Не для дамских ушей!» идет в театре Мадлен с феноменальным успехом. За Гитри – столик, где сидит пара молодых, недавно прибывших немецких офицеров, они играют в нарды и веселятся, как дети. Флоренс Гульд сидит за столиком в одиночестве и уже полчаса что-то пишет – письмо мужу или послание капитану Юнгеру? Серж Лифарь и Жак Бенуа-Мешен[14] рассуждают о закате республиканского строя и моральном крахе общества. Журналист поднимает бокал за здоровье Маршала, Бедо присоединяется. Кокто что-то чиркает в блокноте, а Жан Марэ и Мари Лорансен, красивые до невозможности, на спор пытаются угадать, что рисует их гуру. Кажется, их веселье раздражает старого генерала вермахта, который потягивает бокал «Вдовы Клико» в конце бара. Его гладкий лысый череп здесь уже видели три раза, он сидит и ни с кем не разговаривает. Франк уверен, что он подслушивает разговоры.

Неподалеку за столиком – Габриэль Шанель со своим лейтенантом в форме и еще одной молодой женщиной, Франк ее не знает. Ну прямо раскрашенная кукла. Брюнетка со светлой кожей и тонкими чертами лица, орлиным носом и горящими глазами. Незнакомка держит на коленях желтоглазого кота и медленно его гладит. Франк прислушивается: в ее безупречном французском звучит почти незаметный немецкий акцент. Она рассказывает, что была накануне на выставке Брекера и как здорово разыграла гостей во вторник Жозе де Шамбрен. Дочь Пьера Лаваля торжественно объявила собравшимся, что Арно Брекер подарил ей «оригинал своей знаменитой статуи». И тут в гостиную вводят юношу атлетического телосложения – и абсолютно голого! Габриэль Шанель смеется. Женщина