Берлин-45 - Сергей Егорович Михеенков

приказа зарегистрировать у военных комендантов районов все имеющиеся запасы продовольствия и расходовать их только с разрешения районных военных комендантов.

Впредь до особых указаний выдачу продовольствия из продуктовых магазинов производить по ранее существующим нормам и документам. Продовольствие отпускать не более как на 5–7 дней. За незаконный отпуск продовольствия сверх установленных норм или за выдачу на лиц, отсутствующих в городе, виновная в этом администрация будет привлечена к строгой ответственности.

Владельцам и управляющим банков временно всякие финансовые операции прекратить. Сейфы немедленно опечатать и явиться в военные комендатуры с докладом о состоянии банковского хозяйства.

Все лица, имеющие огнестрельное и холодное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, радиоприемники и радиопередатчики, фотоаппараты, автомашины, мотоциклы и горюче-смазочные материалы, обязаны в течение 72 часов с момента опубликования настоящего приказа всё перечисленное сдать в районные военные комендатуры.

За несдачу в срок вышеперечисленных вещей виновные будут строго наказаны по законам военного времени.

Владельцы типографий, пишущих машинок и других множительных аппаратов обязаны зарегистрироваться у военных комендантов районов и участков. Категорически запрещается печатать, размножать и расклеивать или распространять по городу какие бы то ни было документы без разрешения военных комендантов.

Все типографии опечатываются, и допуск в них производится только с разрешения военного коменданта.

Населению города запрещается:

а) выходить из домов и появляться на улицах и во дворах, а также находиться и выполнять какую-либо работу в нежилых помещениях с 22.00 до 8 утра по берлинскому времени;

б) освещать помещения с незамаскированными окнами;

в) принимать в состав своей семьи, а также на жительство и ночлег кого бы то ни было, в том числе и военнослужащих Красной Армии и союзных войск, без разрешения военных комендантов;

г) Допускать самовольное растаскивание брошенного учреждениями и частными лицами имущества и продовольствия. Население, нарушающее указанные требования, будет привлекаться к строгой ответственности по законам военного времени.

Работу увеселительных учреждений (как-то: кино, театров, цирков, стадионов), отправление религиозных обрядов в кирках, работу ресторанов и столовых разрешается производить до 21.00 часа по берлинскому времени.

За использование общественных учреждений во враждебных Красной Армии целях, для нарушения порядка и спокойствия в городе – администрация этих учреждений будет привлечена к строгой ответственности по законам военного времени.

Население города предупреждается, что оно несёт ответственность по законам военного времени за враждебное отношение к военнослужащим Красной Армии и союзных ей войск.

В случае покушения на военнослужащих Красной Армии и союзных ей войск или совершения других диверсионных действий по отношению к личному составу, боевой технике или имуществу войсковых частей Красной Армии и союзных ей войск виновные будут преданы военно-полевому суду.

Части Красной Армии и отдельные военнослужащие, прибывающие в Берлин, обязаны расквартировываться только в местах, указанных военными комендантами районов и участков.

Военнослужащим Красной Армии запрещается производить самовольно, без разрешения военных комендантов выселение и переселение жителей, изъятие имущества, ценностей и производство обысков у жителей города»[91].

Тот ж приказ предписывал сдать имеющееся на руках либо найденное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, военное снаряжение и имущество.

Надо было удерживать и воинскую дисциплину в войсках, расквартированных в Берлине и в предместьях после подписания немцами капитуляции. 7 мая 1945 года под грифом «Для служебного пользования» Берзарин подписал приказание № 0180 «Об организации патрульной службы в г. Берлине».

«Комендант Берлина приказывает:

1. В целях решительного пресечения мародёрства и другого противозаконного поведения ввести всеохватывающее патрулирование в тех районах, где размещены армейские подразделения.

2. Для несения патрульной службы выделить лучшие силы из числа рядовых, сержантов и офицеров.

3. Для контроля патрульной службы и поддержания общего порядка в Берлине, а также в целях пресечения грабежей и насилий привлекать всех, без исключения, штабных офицеров всех уровней.

4. Проводить патрулирование на автомашинах с командой от четырёх до шести автоматчиков, а именно:

– от каждого из стрелковых полков: одна машина;

– от каждого дивизионного штаба: две машины;

– от корпусных штабов: три машины;

– от штаба армии: десять машин».

В каждом полку был сформирован комендантский взвод.

В. Е. Скоробогатов вспоминал: «У нас в полку командиром этого взвода служил Сергей Астахов, до призыва в армию работавший начальником районной милиции. Он и группа штабников оборудовали грузовик для патрульной службы. Вооружив людей автоматами, Астахов дал знать всей округе, что здесь он не потерпит каких-либо бесчинств. Саратовец, лейтенант Володя Жевак, например, в кварталах, занятых нашим полком, через громкоговоритель оповестил жителей на немецком языке, куда им обращаться с сигналами, если кто-либо из военных допустит притеснения.

Потом мы учредили в штабе приёмную, где постоянно вместе с дежурным офицером находился переводчик Киселёв. На этом пункте жители имели возможность изложить свои просьбы».

Маршал Г. К. Жуков назначил Берзарина на пост коменданта Берлина в те дни, когда ещё продолжались яростные схватки за центр «Имперской столицы» и когда ещё формально не сложил свои обязанности немецкий комендант и начальник Берлинского гарнизона генерал артиллерии Гельмут Вейдлинг. Пушки ещё не умолкли, и уставшие от четырёхлетней тяжкой фронтовой работы солдаты продолжали ходить в атаки, когда в районах германской столицы уже начала действовать сеть районных комендатур.

Город был условно разделён на три сектора, секторы – на районы, каждому из которых был присвоен свой номер. В южный сектор входили районы Целендорф, Штеглиц, Шёнеберг, Кройцберг, Темпельгольф и Нойкёльн; в северо-западный – Райникондорф, Велдинг, Тиргартен, Шарлоттенбург, Шпандау и Вильмерсдорф; в северо-восточный – Панков, Пренцлауер-Берг, Митте, Вайсензее, Фридрихсхайн, Лихтенберг, Трептов и Кёпеник. В каждом районе – военный комендант, штат заместителей и специалистов, обязательно переводчик, комендантский взвод. Комендатуры тут же приступили к исполнению своих обязанностей. Вместе с донесениями из штабов атакующих корпусов и дивизий Берзарин получал доклады от военных комендантов о состоянии городского хозяйства, о том, какая помощь оказывается местным жителям, какие проблемы возникают и какие из них необходимо решить в первую очередь.

Однажды во время последних дней штурма позвонили сразу из нескольких районных комендатур: прекратилась подача электричества и воды. Для большого города – это катастрофа. Правда, советские солдаты и офицеры вправе были бы вспомнить Сталинград и другие города и городки своей Родины, разбитые войной до основания. Но, войдя в «логово», откуда ещё исходило зло, и подавив сопротивление Берлинского гарнизона, Красная армия сразу же приняла на себя заботу о мирных гражданах большого города. Если провести справедливые аналогии, то немцы обязаны были сбрасывать голодающим ленинградцам контейнеры с консервами и хлебом, не угрожать обороняющейся Москве затоплением, не выжигать вместе с жителями белорусские, смоленские, тульские и брянские деревни…

Оказалось, во время подрыва мостов через Шпрее и каналы немцы основательно повредили электростанцию в Шарлоттенбурге, последнюю из уцелевших. Берзарин тут же бросил туда разведку и бригаду специалистов. Электричество поступало от турбин плотины в Руммельсберге. Под огнём противника всю ночь инженерная служба 5-й ударной армии устраняла неполадки. К утру заработала вначале одна турбина, потом все остальные.

Жуков в своей директиве новому военному коменданту, кроме всего прочего, предписывал: «Мы ожидаем, что в каждом работнике нашей берлинской комендатуры сплетутся в тугой узел все высокие нравственные понятия: долг, порядочность, воля, доброта». Жуков прекрасно знал, кому доверить хозяйство. Знал и Берзарин, кого назначает военными комендантами районов. Знал каждого. По боям. По отношению к службе, к подчинённым, к порученному делу, к материальным ценностям, к врагу, к пленным, к мирным жителям.

– Насколько этот старый солдат, покорившийся судьбе, – сказал я, – лучше всех нас, молодых офицеров, обезумевших от честолюбия.

Это навело нас на размышления.

– Да, я твёрдо уверен, – продолжал я, проходя через малый мост, который подняли сразу же вслед за нами, – я уверен, что в наши времена нет ничего чище души такого вот солдата, до того щепетильного в вопросах чести, что он считает её запятнанной, даже если совершит самый пустячный промах в дисциплине или допустит малейшую небрежность. Не зная ни честолюбия, ни тщеславия, ни стремления к роскоши, он вечный невольник, который горд и доволен своей Неволей и приемлет её; для него самое драгоценное в жизни это – воспоминание, овеянное чувством признательности.

– И он полагает, что Провидение не сводит с него глаз, – заметил глубоко потрясённый Тимолеон, прощаясь со мною, чтобы пройти к себе.

Ещё со времён дальневосточной службы, с озера Хасан, Берзарин полюбил кавалерийскую бурку. Чёрного цвета. Она и плащ в дождь, и шинель, и полог, и постель. Изнашивал одну, заводил другую. Друзьям в минуты откровения признавался: «Уйду в отставку, пойду на конный завод». Лошадей он любил, часто садился в седло. Но ещё чаще – на мотоцикл, при этом езду на мотоцикле считал