Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко

– Ещё какая! Причем главную трудность эта специфика представляла не для оперативной работы, а для выполнения дипломатических функций. Ведь в ЮАР нельзя было смешивать чёрных и белых. То есть невозможно было, чтобы, скажем, на приёме были одновременно и те и другие. Нарушение законов! А мы, советские люди, не можем руководствоваться расовыми принципами! И вот перед приёмом 7 ноября я послал телеграмму Вячеславу Михайловичу Молотову. Ответ был удивительный: “Приглашайте тех и других, только делайте это осторожно”. Но как?!

Кстати, одной из причин, почему власти ЮАР в 1956 году прервали с СССР консульские отношения, как раз и было нарушение нашей страной закона о расовой сегрегации.

Отмечу, что в небольшом коллективе консульства я был единственный дипломатический работник. Остальные – технический состав. И по телефону мне надо было ответить, и письмо на английском написать, да самому и отпечатать, потому что машинистка печатала только по-русски – отчеты для МИДа…»[165]

В разговоре с нами Василий Алексеевич уточнил, что именно он и открыл, и закрыл «легальную» резидентуру советской разведки в ЮАР.

Уточним, почему молодого и, в общем-то, неопытного разведчика почти что сразу назначили на должность генерального консула и, соответственно, резидента. Это были времена очередных экспериментов. Трагическая ошибка И.В. Сталина: он не оставил пост генерального секретаря партии сразу после войны, когда мог уйти с триумфом, сопровождаемый всеобщим сожалением, или хотя бы в 1949 году, но продолжал руководить страной до последнего своего дня. А в результате – новый виток репрессий, принёсший немалый вред государству, не очень хорошие кадровые назначения и не самые удачные реформы. В частности, серьёзный удар (по-иному это назвать нельзя) был нанесён сразу по всем советским разведкам – и политической, и военной, которые вывели из состава их ведомств (Министерства госбезопасности и Министерства Вооружённых сил СССР) и чохом объединили в Комитете информации, который поначалу состоял при Совете министров СССР, а затем оказался «под крылом» МИДа. Комитет этот, в качестве председателя, самолично возглавил министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. Переоценить вред, нанесённый тогда спецслужбам, не так уж и легко…

После закрытия генконсульства в Претории бывший генконсул отправился в Восточный Берлин, где стал куратором легендарного Джорджа Блейка[166]. Из его рассказа можно почерпнуть немало интересного о работе и задачах единственного нашего легального разведчика в ЮАР и о некоторых особенностях внутренний политики тамошнего весьма специфического государства. Но так как разговор у нас идёт о нелегальной разведке, то теперь обратимся к этой самой «линии Н»…

…Несколько лет назад в Санкт-Петербурге жила одна очень милая дама, которую звали… ну, скажем, Людмила Дмитриевна. Коренная ленинградка; по счастью, через месяц после начала Великой Отечественной войны она была вывезена в эвакуацию – в эшелон грузились в тот самый день, когда в городе на Неве была объявлена первая воздушная тревога… После войны она окончила Ленинградский университет, филфак, вышла замуж – муж был фронтовик, боевой лётчик, но теперь работал по линии журналистики. Ну а потом…

Впрочем, лучше вспомним, что рассказывала нам сама Людмила Дмитриевна:

«Для начала мы были направлены в Эрфурт. Это ГДР… Короче, я получила специальность чертёжницы – с натяжкой. Мой муж – что-то типа слесаря по большим электромоторам. Электромеханик! Я когда подошла к этому пульману… кульману… Я что-то чертила – а там чертёжники такого высокого уровня! У нас это техники. Я так не умела. Надо было пойти в цех, снять размеры, эскизы – всё это надо было делать… Я была в ужасе совершеннейшем! Но надо сказать, что я всё это очень быстро освоила, меня очень опекали: “легенда” это позволяла, и меня с трудом отпускали, когда я уходила. Я уже была хорошей чертёжницей».

Кого-то нам это напомнило… Даже странно! Но это был конец 1950-х годов. Продолжаем рассказ:

«Мы готовились на немецкоговорящую страну. Я не знаю, с чем это было связано, но вдруг нам сказали, что мы поедем в ЮАР. Нам дали какие-то фотокопии, мы быстренько познакомились – какая там валюта, какое что, – но беда-то была в том, что у нас не было английского языка. Был плохонький французский у меня – и всё! Но там-то английский нужен был! Но нам сказали, что там много немецкоговорящих и всё такое… Что ж, приказ есть приказ.

Но мы не сразу туда поехали. По дороге ещё несколько месяцев в Ливане жили – там мы занимались с английским. Ну и выполняли задания по линии политической разведки: получали информацию чисто оперативного плана, изучали политическую обстановку. И всё равно, самым сложным делом была связь… Тайников у нас не было, чтобы приехать, выставить сигнал… У нас была радиосвязь, поэтому, где бы какие квартиры мы ни выбирали, сразу смотрели: сюда можно бросить антенну, окна выходят на восток… В общем, мы там всё выбрали, занимались, но связи личной у нас не было. Всё отправляли и получали по радио.

Очень интересно, что так тесен мир: однажды мы шли и вдруг увидели человека, который очень короткое время, но был очень хороший наш куратор. Это бывший нелегал, Виктор Михайлович его звали. У него был очень хороший французский и очень хороший немецкий. Когда я уже вернулась, он работал в Управлении “С”, приезжал в Питер и мы встречались. И мы его вдруг встретили на улице. Естественно, мы прошли мимо друг друга. Но такая была ностальгия! И так было приятно…»

Чуть ли не каждый нелегальный разведчик вспоминает, как за рубежом он нечаянно встречал кого-то из знакомых, чаще всего – однокашников по МИМО, работавших «чистыми» дипломатами, и это, как правило, угрожало немалыми неприятностями. Уж, кажется, дипломат – выдержка, невозмутимость в любой ситуации, определённая отстранённость, ледяное спокойствие, мгновенная интеллектуальная реакция… Сколько говорится именно о таких качествах представителей дипломатического ведомства! Так нет же! Почему-то каждый из этих карьерных выпускников МИМО тут же старается броситься на шею однокашнику – вне зависимости, на улице какой именно мировой столицы это происходит, – а если тот вдруг удивлённо бормочет что-то типа: «Excuse me sir! You are wrong!»[167], то наш дипломат вдруг начинает на повышенных тонах причитать вслед торопливо уходящему: «Ты что, Васька? Не узнал?! Это же я…», не обращая внимания на оглядывающихся туземцев.

Один нелегал рассказывал, как его, идущего с какой-то дамой по Пикадилли-стрит, увидел некий однокашник-дипломат и радостно заверещал «на языке родных осин», старательно обращая на себя внимание… Потом, когда через какое-то время они вдруг встретились в Москве и дипломат с изумлением рассказал, что, мол, в Лондоне он увидел двойника своего институтского друга, тот отвечал: «Скажи, если ты увидишь в Москве, что я иду не со своей женой, ты будешь кричать мне через всю улицу?» – «Ну что ты, неужели я не соображаю!» – «А почему ты считаешь, что в Лондоне нужно так делать? Я же был не один!» Устыдив таким образом однокашника, он ещё и «легендировал» своё поведение в Лондоне: мол, был в командировке от своей фирмы, встретил одну знакомую…

Так ведь и у Алексея Михайловича был аналогичный случай! Ещё в то время, когда они работали за рубежом с Татьяной Борисовной. «Дубравин» рассказывал: «Мы с женой пошли на концерт Эллы Фицджеральд и Дюка Эллингтона. Я очень люблю джаз, особенно классический. И только мы устроились в первом ряду, как слышу дикий вопль через весь зал: “Леха, иди к нам!” Там сидели ребята из нашего посольства, а с ними – корреспондент одной газеты, с которым мы в институте учились. Я говорю жене: “Тебе повезло, ты останешься и будешь смотреть. А я ухожу – может, и мне повезет”. И сбежал в пивную…»[168]

Но всё это так, к слову, – очередной из трудных моментов в работе нелегального разведчика…

Вернёмся, однако, к судьбе Людмилы Дмитриевны. Вот что она рассказывала: «Я хочу сказать, как важно везение в нашем деле. Посольство ЮАР в Бейруте предъявляло очень-очень строгие требования. Мало того, что надо было свои доходы представить – уже когда мы летели в Ливан, мы открыли в Швейцарии счёт, всё это у нас уже было… Но у нас ещё “необжитые” документы были – за нами не было адресов, а это всегда самое такое ужасное… И они иногда хотели рекомендаций. А где нам взять рекомендации?.. Помог случай. Тот преподаватель английского языка, который у нас