Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга - Стивен Уэстаби

той поры, пока травма головы не сделала меня бесстрашным. После этого жизнь стала гораздо проще.

Каждый раз, когда я оперировал наркомана с инфицированными клапанами сердца, мои ассистенты, которые обычно работали с удовольствием, куда-то исчезали. У одних начиналась мигрень, другим нужно было к врачу. Кто-то просто говорил: «Ни за что! Если хочешь это сделать – вперед». Более опытные хирурги считали, что наркоманы не стоят времени, потраченного на них в операционной, потому что они всегда продолжали колоться зараженными иглами в грязных общественных туалетах. Из-за абсцессов на местах уколов их искусственные клапаны инфицировались бы всего через несколько месяцев после операции. К сожалению, такой скептицизм был оправдан, хотя подобное отношение и может показаться бессердечным. За всю свою карьеру я прооперировал только одного наркомана, который сдержал свое обещание и завязал. Однако я, в отличие от своих ханжеских коллег, не считал себя Богом. У меня не было никакого желания судить своих пациентов.

Возможно, я был недостаточно объективен, потому что имел школьного друга с тяжелым детством, который упал в пропасть героиновой зависимости, чтобы сбежать от своих бед. Мы вдвоем ходили на матчи «Сканторп Юнайтед», но у него вскоре начался психоз, и он не получил никакой помощи: десять минут у терапевта и рецепт на валиум не спасут человека от шизофрении. Пара часов героиновой эйфории помогала ему держаться, но вскоре это его убило. Когда я видел его в последний раз, у него был сепсис, кожа в абсцессах, не функционировали почки, а сердце было инфицировано. Врачи просто позволили ему умереть.

К тому моменту, когда зависимые молодые люди оказывались в операционной, они всегда были в очень тяжелом состоянии. Их кровь кишела бактериями и вирусами, которые могли разрушить любой из сердечных клапанов, а иногда все сразу. Поскольку в правую половину сердца поступали бактерии из вен, в которые они делали инъекции, трехстворчатый клапан обычно разрушался первым. Инфицированные створки клапана покрывались наростами фибрина, из-за чего казалось, будто морские водоросли то вплывают в правый желудочек, то выплывают из него. Мы называли эти наросты вегетациями: они плохо выглядят, часто пахнут, как канализация, и их кусочки нередко становятся причиной абсцессов в легких.

Я видел, как нью-йоркские хирурги из Бронкса справлялись с этой проблемой. Когда я впервые заявил профессору Бенталлу о своем намерении прооперировать наркомана вопреки его совету, он спросил, чей клапан я собираюсь использовать. Он ожидал, что я отвечу «свиной», но я его удивил. Я сказал, что планирую просто удалить клапан и не заменять его, а если пациент сможет продержаться шесть месяцев без наркотиков, то я сделаю ему повторную операцию и поставлю свиной клапан. К моему большому удивлению, нью-йоркские наркоманы вполне нормально существовали несколько месяцев без трехстворчатого клапана, что, возможно, было связано с тем, что он переставал выполнять свои функции задолго до операции. Однако американцы не публиковали статей о своих успехах в этой сфере, потому что никого не интересовали наркоманы. По этой причине Бенталл посчитал меня сумасшедшим, когда я заявил, что удаление клапана – это шаг вперед.

В конце 1970-х годов «дополнительные меры предосторожности» при работе с гепатитом означали, что следует надеть две пары перчаток, непроницаемый капюшон, халат и защитные очки.

Конечно, большинство наркоманов переживали удаление клапана, но функциональность их сердца и толерантность к физическим нагрузкам резко ограничивались. Из-за свободного тока крови из правого желудочка обратно в венозную систему печень увеличивалась, отекала и становилась болезненной. Если бы наркоманы отказались от инъекций, они получили бы новенький клапан. В противном случае им предстояло медленно умереть от недостаточности правой половины сердца, боли в животе и повторяющихся эпизодов сепсиса. В Хаммерсмите я провел несколько операций по удалению трехстворчатого клапана. Все пациенты излечились от эндокардита, но ни один из них не бросил героин и не прожил достаточно долго, чтобы получить свиной клапан. Таким образом, я экономил для Национальной службы здравоохранения пару тысяч фунтов во время каждой операции и снимал груз со своей души, что вообще брался за этих пациентов. Я никогда не ставил риск для своего здоровья выше потребностей пациента, но при этом не забывал, что другие опасаются за свою безопасность. Проблема заключалась в том, что чем больше они боялись, тем выше была вероятность ошибки.

Летом 1987 года я истратил годовой бюджет на кардиохирургию в Оксфорде и был изгнан из собственной операционной администрацией больницы.

Лето 1987 года. Я истратил годовой бюджет на кардиохирургию в Оксфорде и был изгнан из собственной операционной администрацией больницы. В то же время в одном из лучших кардиоцентров Саудовской Аравии заболел кардиохирург, и его требовалось заменить. Там отсутствовали финансовые проблемы, и меня тепло приняли. Моя жена Сара находилась на шестом месяце беременности, и мы собирались менять дом. Время было неподходящим, но я вскоре оказался под жарким солнцем пустыни с огромным объемом работ и потрясающей многонациональной бригадой.

Вскоре после моего приезда в Саудовскую Аравию в кардиоцентр поступил десятилетний мальчик с сепсисом. Филипп был младшим сыном высокопоставленного чиновника, работавшего в одном из европейских посольств Эр-Рияда. Мальчика послали учиться в одну из частных школ Англии, но у него постоянно появлялись синяки после незначительных ушибов, а затем началось спонтанное кровотечение в суставы. Сначала врачи предположили, что у него лейкемия, и когда диагноз не подтвердился, все испытали огромное облегчение. Следующим предположительным диагнозом стала аутоиммунная проблема с тромбоцитами, идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура[36]. У моей жены Сары обнаружили это заболевание, когда она была студенткой в Лондоне, и из-за него ей пришлось удалить селезенку. У нее были такие же симптомы, как у Филиппа.

Когда и этот диагноз оказался ошибочным, врачи выяснили, что у мальчика дефицит фактора свертывания крови VIII. Иными словами, у ребенка была гемофилия[37], и объем его плазмы составлял всего 5 % от нормы. Теперь он зависел от регулярных вливаний фактора свертывания VIII, которые ему начали делать еще в Лондоне. Тогда же врачи услышали у него шум в сердце и обнаружили небольшой дефект межжелудочковой перегородки. Детский кардиолог сказал, что отверстие, вероятно, затянется со временем и что в операции нет необходимости. Родители испытали большое облегчение, потому что операции на сердце больных гемофилией проходили тяжело. Из-за нехватки фактора свертываемости VIII у пациентов не прекращается кровотечение.

Так почему он на этот раз оказался в больнице? Неделями мальчик терял вес и в целом плохо себя чувствовал, и теперь от него оставались лишь кожа да кости, что выглядело особенно пугающе из-за распухших и