Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков

ухудшаться. Экономика всё более становилась, как тогда говорили, заложницей политики»[33].

Признавая фактом то, что с принятием они поторопились, поставив телегу впереди лошади, ещё один разработчик закона, В. И. Щербаков, так анализирует свои ошибки.

Щербаков В. И.: «Система действительно требовала капитальной перенастройки, но вместо этого на волне перестроечного популизма её начали просто ломать, причём ломать без глубокого анализа, без плана и сразу везде – снизу с фундамента, сверху с крыши, с боков со стен, изнутри сносили перегородки. Никакого плана перестройки не было, какой дом хотим построить, не договорились, разрушаем, потому что некоторые от одного воспоминания об этом доме впадали в истерическое состояние и говорить с ними о каком-то разумном подходе к делу, в том числе, где и как будем жить, когда этот дом разрушим, а нового ещё и проекта нет, было просто невозможно.

Вдруг отменили, разрушили все регулятивные нормы между наличным и безналичным обращением. Нас (союзное правительство) популисты и энтузиасты агитировали верить в здравомыслие и ответственное отношение к делу всех советских трудящихся, что деньги эти будут обязательно потрачены на переоснащение, на то, чтобы приспособиться к рынку и т. д. Оказалось, что все эти прекрасные надежды были абсолютными иллюзиями: попав в руки людей, которые до этого получали по 130 рублей и у которых всё вокруг было в дефиците, деньги их карманы уже покидать не хотели. Что в результате? Разумеется, дефицит в магазинах никуда не делся, просто в разы вздорожал, так как денег стало много больше, а товаров не прибавилось. Денежный навес рухнул в одночасье, что окончательно вычистило рынок. Знаменитые пустые полки (километры пустых полок!) – одно из следствий тех непродуманных действий.

Ещё вчера директор, получал план, под него все или почти все ресурсы, свыше определяли поставщиков и получателей готовой продукции. И директор должен был обеспечить, чтобы его звено в этой цепочке бесперебойно работало и выполняло то, что ему предписано, – не меньше, но и не больше. Откуда придут к нему ресурсы, куда пойдёт продукт, кому он нужен (и нужен ли) и как будет использоваться – это, по большому счёту, его не сильно волновало. И вдруг всё радикально меняется: с завтрашнего утра переходим к другой системе, смысл которой в том, что предприятие должно заработать или найти (занять) деньги, на которые купит всё, что ему необходимо (а где и как, никто не говорит), в том числе на инвестиционный цикл, затем выпустить продукцию и её реализовать. Директору говорят: всё, с завтрашнего дня ни в Госплан, ни в Госснаб не ходи, прикрепления не будет, ордеров на материалы больше не получишь, но выпуск продукции давай увеличивай, повышай эффективность работы, продукция нужна, правда, мы свои закупки уменьшим или вообще прекратим. А куда продукцию девать? Но теперь же рынок. Договорись с теми, кому раньше отправлял, просто теперь они у тебя её купят. А покупатели в ответ: “Да, продукция твоя нужна, только, понимаешь, денег нет”.

И вот сидит такой директор предприятия, за которого раньше всё расписывали: откуда что придёт, куда что уйдёт, сколько денег на зарплату можно потратить, сколько на закупку и ремонт оборудования, сколько на инвестиции, а сегодня сказали, мол, сам думай, на что тратить в первую очередь, на что в последнюю. И думает директор: “У меня же рабочие без денег сидят”. Да, делать им вроде стало нечего, но ведь и жить на что-то надо людям. А ещё нужно цех достроить, чтобы новую продукцию выпускать. Только вот кому она, эта новая продукция, будет нужна и сможет ли тот, кому окажется нужна, за неё заплатить? Раньше как было просто: сказали построить, выделили деньги – построил. Сказали произведёшь это, отправишь туда – выпустил и отправил. А сегодня мне за всех голову ломать? Да пошли они все! Лучше площадь кооперативу сдам в аренду, будут колбасу там вертеть, сигареты набивать, на майках надписи печатать, а деньги, что с них получу, буду своим работягам приплачивать, да и себя не обижу. Кстати жена (сын, дочь…) давно хотели заработать денег. Тем более эти меня не обманут…” Так оно и пошло.

Так жизнь наказывала за попытки внесистемного, фрагментарного решения системных проблем, обнажая подводные камни, которые на этапе разработки и написания закона были не видны, а подчас и не могли быть видны. Вместо подготовки населения (и производственников прежде всего) к рыночной экономике, обучению её правилам и законам, создания этих правил и законов, институтов рыночной инфраструктуры… все политические течения и группы, все госструктуры и общественные организации агитировали друг друга “за рынок”, Доказывали друг другу, как плохо сейчас и как хорошо будет “при рынке”. В этой обстановке правительство тоже не поднялось до политического уровня, обеспечивающего лидерство в движении к рынку. Полагали, что это дело КПСС, а наша задача – правильную, нужную идею изложить чётко, ясно, понятно, подобрать такие формулировки, чтобы их нельзя было переиначить. У нас же сплошь и рядом в законе написано одно, а трактуется это совсем не так, как предполагали составители. Вот и я в том числе искал такие формулировки, чтобы получалась, как мы её между собой называли, “дуракоупорная конструкция”, не допускающую двоесмысленного “вольного” трактования, которую нельзя прочитать и истолковать иначе, чем записано. Пытались прорвать знаменитую российскую традицию: “Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло”. Только вот действительность оказывалась сложнее наших представлений о ней и всё время норовила не двигаться плавно в предначертанном русле, а свернуть куда-то в сторону, подчас противоположную.

Это не камень в персональный огород Горбачёва, это ошибка всех, кто в то время входил в элиту принимающих решение, в которую некоторое время входил и я. Если затеваешь радикальные перемены, не худо бы понимать, как у тебя устроена и работает экономика, думает и живёт население, устроена и существует страна».

Естественно, экономическая реформа натолкнулась на монополизм стоящих над предприятиями министерств и ведомств.

Не последнюю роль сыграл и «парад суверенитетов», обозначавшийся в верховенстве республиканских законов над союзными и местных над республиканскими. «Всё разрешено, что не запрещено» – эпохальное выражение Михаила Сергеевича, преподнесённое как освобождение предприятий от жёсткого централизованного управления, родило волюнтаризм предприятий. При этом на смену волюнтаризму партийных органов пришёл волюнтаризм Верховных Советов Союза и республик, советов областей и районов.

Вот причины, породившие кризисное состояние экономики, с точки зрения советского банкира, отвечающего за инвестиции в промышленности (тогда зампреда Стройбанка СССР).

Дубенецкий Я.Н.: «Принятие закона о предприятии было стратегической ошибкой. В нём уже в совершенно гипертрофированном виде развилась непродуманная идея о