Мария Арбатова - Испытание смертью или Железный филателист

— Одежду ему, — приказал полковник.

Один из охранников ответил:

— Слушаюсь, сэр! — И быстро вышел из комнаты.

— Статья «Терроризм» освобождает нас от необходимости вызывать консула, — пояснил Глой. — Надеюсь, ты это понимаешь?

— Я не знаю законов вашей страны. Но не понимаю, в чем именно меня обвиняют? — Отто все еще надеялся на то, что ему предъявят обвинение в сочувствии к черным или в нарушении закона о коммерческой деятельности.

— Ты — немецкий шпион, собирающий информацию на территории ЮАР, и тебе придется в этом сознаться или сгнить в нашей тюрьме заживо, — без всяких эмоций сказал полковник.

И в подтверждение этого в комнату вернулся охранник и бросил на колени Отто выцветшую серо-синюю арестантскую робу.

— Сними наручники, пусть оденется, — сказал Глой, и охранник отпер наручники на запястьях Отто.

Отто брезгливо взял в руки ношеную-переношеную, хотя и стираную одежду, и с отвращением оделся. Его тело привыкло к тонким рубашкам и пригнанным по фигуре дорогим костюмам. Грубая ткань робы раздражала кожу и давала ощущение, что он вырядился для карнавала.

— Руки и ноги, — щелкнул пальцами полковник.

Охранники пихнули Отто на стул. Один запер наручники на руках, другой завинтил кандалы на короткой цепи на щиколотках.

— Я не смогу так ходить, — обратился Отто к Глою. — Верните мне сигареты.

— А тут недалеко, — усмехнулся Глой. — В камеру его!

И охрана поволокла Отто по обшарпанным коридорам. Цепь позволяла идти только маленькими шажками, это было сложно и унизительно. Так семенят японские и китайские красавицы, которым в детстве уродуют ноги.

Отто видел этих несчастных в Азии с богатыми мужьями, и каждый раз ужасался тому, что красивого эти мужья находят в изуродованных стопах? Женщины покачивались при ходьбе и неуверенно делали крохотные шажки, чтобы не упасть. Сейчас Отто передвигался той же походкой.

Охранники остановились возле одной из дверей, отперли ее и толкнули Отто так, что он влетел внутрь камеры и грохнулся на бетонный пол, еле успев сгруппироваться. Один из охранников нагнулся, отпер и снял наручники и кандалы.

Дверь захлопнулась. Отто огляделся в темноте. Немного света проникало в окно, немного — в глазок на двери. Камера была просторной одиночкой. На единственных нарах лежали матрас и одеяло.

Подушки и постельного белья не было. Но был туалет. Воспользовавшись им, Отто отметил, что спускаемая вода сливается очень долго — минут семь.

В высоком зарешеченном окошке светлело. И Отто стал прикидывать, сколько же сейчас времени. Причаливали к берегу перед ужином, потом долго ехали в Преторию, потом он сидел в комнате для допросов в одних трусах…

Арестовывать его приехал аж генерал контрразведки, а полковник-следователь был вызван в тюрьму ночью. Видимо, они считают Отто акулой терроризма. Хозяин химчисточной фирмы, когда узнает, будет смеяться до колик.

Надо было ему внимательнее прислушиваться к словам старого Джона и покойного Уго, когда они подчеркивали:

— Пойми, это ЮАР! Здесь может случиться все, что угодно!

Очень хотелось курить. Отто лег на нары и долго не знал, как положить щеку на сальный и вонючий от чужого пота матрас. Положил под щеку ладонь, которую можно было вымыть в раковине.

Матрас оказался жестким и пах так, что Отто подташнивало. К тому же очень хотелось есть, его ведь арестовали как раз перед долгожданной запеченной рыбой. Со злостью подумал о том, что чертов консул дрыхнет сейчас на шелковых простынях, обняв свою фрау.

И завтра Отто непременно выскажет ему, что, получая солидную зарплату из налогов западных немцев, он обязан решать их проблемы в любое время суток. Ведь ни для кого не секрет, что в стране апартеида с иностранцем могут сделать все, что угодно, и консула предупреждали об этом, назначая в ЮАР.

Отто попробовал задремать, но тут раздался женский крик, от которого он подскочил с матраса, как ошпаренный кипятком. За первым раздалась целая серия новых криков, стонов и хрипов пытаемой женщины. Отто заметался по камере, но понял, что звуки идут не из-за стены, а из спрятанного под потолком динамика.

Он начал бить кулаками в дверь, но никто на это не отреагировал. Снова лег под эту вынимающую душу какофонию и, забыв об антисанитарности одеяла, намотал его на голову, чтобы приглушить крики с магнитофонной пленки.

— Спать! — велел он себе. — Надо уснуть, завтра придет консул и вытащит из этого ада!

Но какое там «спать»? Женщина кричала и кричала, и приспособиться к этой психической атаке было невозможно. Отто заставил себя расслабить каждую мышцу, каждый кусочек тела, каждую клеточку. И начал напевать детское:

О Tannenbaum, о Tannenbaum,Wie treu sind deine Blätter!Du grünst nicht nur zur Sommerzeit,Nein, auch im Winter, wenn es schneit.О Tannenbaum, о Tannenbaum,Wie treu sind deine Blätter!

О Tannenbaum, о Tannenbaum,Du kannst mir sehr gefallen!Wie oft hat schon zur WinterzeitEin Baum von dir mich hoch erfreut!О Tannenbaum, о Tannenbaum,Du kannst mir sehr gefallen!

О Tannenbaum, о Tannenbaum,Dein Kleid will mich was lehren:Die Hoffnung und BeständigkeitGibt Mut und Kraft zu jeder Zeit!О Tannenbaum, о Tannenbaum,Dein Kleid will mich was lehren!

В этой грязной, душной камере-одиночке, доверху налитой отчаянным женским криком, трудно было придумать что-нибудь более нелепое, чем распевание песенки про елочку. Но так становилось легче. Даже показалось, что скоро получится отгородиться ею от крика и подремать.

Но через некоторое время динамик смолк так же внезапно, как и включился, в двери повернулся ключ, и в камеру вошел сержант с двумя охранниками.

— Встать! — заорал сержант, недовольно глядя на то, как Отто нехотя сполз с матраса и принял вертикальное положение. — Проверка. Все нормально?

Отто посмотрел на него с интересом и спросил:

— В каком смысле?

— В смысле комфорта, — безразлично уточнил сержант. — Жалобы есть?

— Я хочу спать, — сказал Отто и показал глазами на потолок, скорее машинально, чем рассчитывая на помощь. — Пожалуйста, отключите это! Это не дает мне спать.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил сержант у одного из охранников без тени насмешки, скорее по долгу службы.

— Ничего не слышу, господин сержант! — замотал головой охранник тоже без тени насмешки и тоже по долгу службы.

— И я ничего. Мы зайдем с проверкой через час.

Они вышли, дверь заскрежетала ключом. И на Отто снова обрушился водопад криков и стонов из динамика. Он снова начал искать тишину, заматывал голову одеялом, засовывал ее под вонючий матрас, но эффекта не было.