Сергей Есин - Дневник 1984-96 годов

Плисецкая, как и Уланова, небольшого роста, довольно проста и непритязательна в общении. Очень трудно совместить этот ее образ вместе с ее бриллиантами и то громадное художественное впечатление, которое она производит. На руках, вокруг рта старая, как у ящерицы, кожа. И тем не менее, и вопреки!

Наконец-то познакомился с Генриеттой Яновской. Кстати, в ее спектакле, мне показалось, очень много новых деталей. Может быть, она дорабатывала? Нет. Плотность театрального текста такова, что не все сразу замечаешь. Говорят, вокруг ее манеры и ее спектакля какая-то возня, которую поднимает О. Ефремов. Завидуют, суки. Здесь есть воображение, смысл, настоящий театр — как я говорю, на коврике — и прекрасные актерские работы. Через все это нагромождение "правдой таланта" просвечивает вечно непримиримый Булгаков.

На спектакле был Б.Н. Ельцин — ему устроили овацию. В антракте в кабинете у Яновской Ельцин пил со всеми чай, я рассмотрел его: энергичен, румян, здоров.

Из последних событий: через день после возвращения из Афганистана был у Ю. Верченко, тот предлагал мне на выбор — брать издательство "Советский писатель" или еженедельник "Литературная Россия". От "Советского писателя" отказался, отвертелся — счастлив до безумия. Дай Бог, и "ЛР" меня минет, хотя стремление посадить меня за работу есть у всех. Нужен специалист, чтобы работать.

6 сентября, вторник. Вчера утром ездил на Большую Молчановку: Валерию Юдину должны были привезти купленный шкаф. Сидел, караулил. Возле Верховного суда на ул. Воровского — толпа из "зарубежных" корреспондентов: судят Чурбанова. Вечером по программе "Время" ничего, естественно, не показали, но перечислили подсудимых из МВД — по-моему, сплошь узбеки. Делают все, чтобы отвести от Москвы. Вот тебе и гласность!

К вопросу о гласности и моей работе на ТВ. Пленку из Театра Яновской уже смонтировали: отрезали кусочек от Плисецкой, кусочек от Шмелева. Все очень мило, никого не обидели.

Пришел "Огонек" с новой статьей Натальи Ивановой. Все о том же. Читать не стал. Вот написала бы она о бесстилевой литературе этого периода. Раньше было проще: десяток цитат из "великих" — и все в восторге от остроты. Как мешают литературе злоба и ангажированность!

Читаю книгу Г. Вишневской — в книжке полно прелестных подробностей. Но все политические пассажи очень раздражают. Все это сиюминутно. Господи, помоги быть честным и искренним!

Сегодня впервые иду в Литинститут. На работу туда меня пригласил Е.Ю. Сидоров.

7 сентября, среда. Вечером вел "ДВМ". Как всегда, проект был интереснее и лучше. Обидно, что в последнюю минуту кто-то из начальства снял с эфира (по рассказам, то же самое произошло и накануне) сюжет о суде над Щелоковым. Сама формулировка, пропущенная через ТАСС, свидетельствует, что процесс пытаются свести, ограничив до узбекского: узбеки и Щелоков. Оберегают Москву и другие благословенные места.

8 сентября, четверг. Утром чуть-чуть работал. Из "Знамени" от Эли никаких известий — а она знает, что мне надо уезжать. Сегодня в 15.00 выступил в Музее Толстого на Кропоткинской. Я был один, без пиджака и один рядовой. Тезисы я набросал в метро.

1. День рождения. 160. Это лишь день рождения ребенка. Жизнь Толстого — это еще нам урок, как человек делает из себя гения.

2. Храм культуры. Много колонн и имен. Столпов, на которых все держится, немного. Один из них — Толстой.

3. В чем заслуга? Диалектика души, бытовизм, государство и человек, сострадание? Внедрение, как достижимого, положительного идеала. В этом смысле он — АнтиДостоевский.

4. У Ленина: "Гениальный художник и никуда не годный философ". По-разному они философию воспринимали. Толстой — как свободу личную. Философия личной свободы.

5. Толстой — один из первых установил этические нормы поведения писателя в обществе.

Ю.С. Мелентьев и Мясников все время двигали меня вперед. Вот так я и пробрался к ленточке на открытии. Буду помнить. Все успокоится — приду в музей один.

9 сентября, пятница. Вечером из Фрунзе вернулась Валентина. Приехала ночью, в 3 часа, уже в пятницу. Всякая утренняя суматоха, и к 3 часам дня я поехал, не выспавшийся, на семинар. Обсуждали Валеру Терехина. Это самый молодой парень из моего семинара — 22 года, похож на грузчика. Рассказ.

"Дождь". Сложная, но не выполненная полуфрейдистская коллизия. У парнишки очень плохо с языком, не держит в сознании сцену, все разрежено, огромное количество штампов и привычных на слуху словосочетаний.

Чтобы заниматься культурой, надо ею заниматься.

Дочитал мемуары Н. Мандельштам в "Юности". Произвели глубокое впечатление простотой, сдержанностью и стремлением докопаться до дна. Как это важно, когда человек понимает, с кем он живет. Интересно, что в этих мемуарах проскользнула тема имитаторства, внешнего выполнения долга и вторая, очень для меня привычная — страха, летаргии эпохи. Как жалко, что и ко мне, и к тысячам людей это чтение пришло так поздно. Наверное, и в своем романе я бы кое-что сделал по-другому, если бы прочел прежде.

15 сентября, четверг. Завтра ТВ — московская программа. Из последних событий: выступление 12-го на ВДНХ в "Неделе журналов". Два с половиной часа были вопросы только о политике. Я свое выступление построил как размышление о литературе. Очень смущает политизация читателя.

Во вторник был семинар в Литинституте. Я ведь столько занимался молодыми и воспринимал все это как досаду, а здесь эти ребятишки постепенно входят в меня. Отсутствие детей или синдром учеников? Обсуждали рассказ Миши Лайкова — какая возвышенная и полная одаренность. Один недостаток: он более одарен, нежели умен! Но я думаю, что фонарик засветится.

Валера Терехин принес мне, как индивидуальное задание, монолог припорожного коврика. Все через раз, то "видит", то "знает". Собиратель смысловых штампов. Выучу. Я уже думаю о дипломах ребят.

Сегодня утром ездил к Вячеславу Афанасьевичу — сделали мне блокаду. В.А. прекрасный и отзывчивый человек. Написал письмо в Афганистан Геннадию Клюкину (переводчик, подполковник).

24 сентября, суббота. Живу в Ялте с 17-го и уеду 26-го. 27-го у меня семинар в Литинституте. Я заметил, что студенты все плотнее и плотнее "залезают" мне в душу. Недавно подумал, надо начать говорить с каждым и постепенно делать с ними дипломные работы. Старательно и упорно разнашиваю ногу. Минутами, особенно по ночам, прихожу в отчаяние, что это навсегда. Да, в общем-то я, пожалуй, простился с молодостью. Надо переходить на другой ритм и на другой стиль, а главное, перестраивать себя внутренне. Впрочем, этим я уже и занялся. Природа мудра, постепенно она приводит человека к решению необходимых задач, он с грустью, но, пожалуй, без сожаления прощается со своей молодостью. Прощай, прощай. Да было ли в этой молодости счастье? Пожалуй, были признаки успеха и признаки счастья, а так посмотришь — одни мучения и видимость успехов и блеска.