Владимир Рецептер - Ностальгия по Японии

Правда, к нашим услугам был еще и оставленный зрителями верхний буфет, но там продолжала действовать буфетная наценка, а здесь, у Лиды, все было почти по-домашнему; но ни водочка, ни коньяк, ни острые закуски, кажется, немного могли добавить к общему острословью, взаимному расположению и беспричинной радости жизни...

К сведению тех, кто кроме зрительского, никакого отношения к театру не имеет. Жизнь артиста чаще всего определяется временем "до спектакля" - это когда многого нельзя, и "после спектакля" - это когда все становится возможным. Именно спектакль и определяет не только внешнюю, но и внутреннюю свободу участника.

Все праведные дела совершаются в предвидении будущего спектакля, и все греховные, а подчас и роковые ошибки падают на время после него.

Потому что спектакль и есть художественный акт, ради которого была выбрана актерская профессия, а всякий художественный акт дает его участнику ощущение особой приподнятости над бытом и даже избранности. А чувство избранности, в свою очередь, начинает диктовать постоянную либо временную вседозволенность. Следы этого всеобщего моцартианства можно отыскать на театре даже в исполнителе роли Сальери.

Почувствовав на сцене хоть однажды Божью диктовку, любой артист соблазняется тайной мыслью, в которой он, может быть, никогда и не признается: он - существо особенное, не чета толпе, и только его коллеги - хотя и не ему чета - могут оценить его по-настоящему и достойно поприветствовать с бокалом в руке. А закуска и выпивка после спектакля - это что-то совершенно необходимое и даже оздоровительное, разряжающее горнюю атмосферу искусства и дающее возможность плавно перейти к неизбежному бытовому промежутку перед следующим священнодействием.

Поэтому и по тысяче других причин нам хорошо сиделось в реквизиторском цехе у Лиды Курринен.

Но Лиду убили в собственной квартире, как раз в день ее рождения; среди гостей оказались какие-то случайные лица, и, хотя между ними нашелся подозреваемый, который вышел вместе со всеми, а потом, оказывается, вернулся (его и судили), убийство по-настоящему, кажется, так и осталось нераскрытым...

А Валя с Вадимом продолжали играть и много гастролировали с нашим театром, и положение их становилось все прочнее и прочнее, а в этой поездке - особенно, потому что Вадик Медведев играл не только генерала в "Истории лошади", но и судью Ляпкина-Тяпкина в "Ревизоре", и, наученный Валей, даже поставил перед Антой Журавлевой как руководительницей поездки вопрос о гонораре. Потому что, кроме всеобщих суточных, г-н Ешитери Окава платил еще и гонорар за спектакли лидерам гастролей - Лебедеву и Лаврову, не говоря, конечно, о самом Товстоногове. И Анта добилась того, что и Вадиму Медведеву в этой поездке тоже определили гонорар, или "надбавку", приравняв его тем самым к актерским лидерам.

Конечно, если все время проводить вместе с женой - и дома, и в театре, и на гастролях, - жить становится непросто. Мне, театральному отщепенцу, даже подумать страшно, как сложилась бы моя жизнь, женись я хоть однажды на драматической актрисе. И немудрено, что по дороге из Токио в Осаку или из Осаки в Киото Вадик Медведев, случалось, излишне нервничал и, не сдержавшись, просил Валю Ковель перестать его перепиливать и, наконец, замолчать, а не то он ее публично пошлет в известном направлении. И в одной или двух равнинных точках острова Хоккайдо, когда Фудзияма напрочь скрывалась из виду, это направление громко определялось на беспримерном русском языке.

Но все-таки, все-таки они не могли обойтись друг без друга, вот что тут главное, и Вадик Медведев как-то сказал Зине Шарко, что никогда Валю Ковель не покинет, а если и покинет, то обязательно вернется, что, собственно говоря, и произошло на наших глазах незадолго до японских гастролей.

И Зина, для поддержки разговора, задала Вадиму чисто женский вопрос:

- Почему?

А Вадик сказал:

- Потому что она все-таки очень смешная...

Получилось так, что решение о начале наших гастролей Ешитери Окава принял в день рождения Лаврова, которое тем же вечером отмечали в "Сателлите", и с этой отметки пошли другие празднества и торжества различного масштаба, о которых я тоже обязан буду рассказать.

Р. к Кириллу припозднился, но не опоздал, а застал самое интересное, потому что в это же время приехал его поздравлять посол СССР в Японии В.Я. Павлов в роговых очках темной оправы, невероятно похожий на японца. Впрочем, не исключаю и того, что эту его похожесть преувеличил ушибленный Японией автор. Посол был не один, его сопровождал первый советник, а несколько японских охранников остались сторожить коридор. Таким образом, стране восходящего солнца давалось понять, какое значение Советский Союз придает нашим гастролям вообще и Кире Лаврову - в частности.

Люкс был забит народом, и выпивка шла посменная, волна за волной. Тут были и Гога, и Женя с Нателлой, и Анта Журавлева, и Суханов, и Ковель с Медведевым, и весь худсовет, и вся парторганизация, и артисты не по ранжиру и без лишних чинов...

Кстати, по этому поводу на приеме в посольстве удачно пошутил Женя Чудаков: когда входили наши, кто-то из посольских представлял на японский манер:

- Товстоногов-сан, Лебедев-сан, Лавров-сан, Стржельчик-сан...

Женя объявил себя сам:

- Чудаков, без сана...

В ответ на выступление товарища Павлова, подчеркнувшего все, что нужно было подчеркнуть, и вручившего свой подарок, Кирилл сказал короткую речь в том смысле, что только в нашем демократическом советском государстве посол великой страны приезжает поздравлять простого артиста. О том, что артист - член ЦК и "сенатор", Кира скромно умолчал.

Тогда взял слово Ешитери Окава, решительный, как японский бог, и бледный от принятого решения, и с церемониальным поклоном пожелал имениннику счастья и здоровья и сказал о том, как много ждут на острове Хонсю (или Хондо) от нашего большого драматического искусства...

Кирилл ответил и Ешитери, выразив надежду, что эти гастроли внесут достойный вклад во взаимоотношения наших народов...

Когда Павлов ушел, уведя за собой первого советника и японских городовых, все стало проще и по-домашнему, дошло до моего книжного подарка, и Кира сказал:

- Пойдем выпьем, Володька!.. Ты что хочешь?.. Водку или саке?

- Саке, - сказал я.

- Лучше водку, - щедро посоветовал Сева Кузнецов.

- Нет, водку я и дома выпью, а здесь хочу саке, - сказал я.

Кирилл казался совершенно счастливым и пытался осмыслить выходящее за рамки протокола событие.

- Ты смотри, что получилось!.. Как мы воткнули японцам! - удивленно говорил он Севе Кузнецову, приглашая в свидетели и меня. - Охранников с пистолями видал?..