Наполеон и Гитлер. Россию завоевать невозможно - Десмонд Сьюард

Помимо чтения и кинофильмов (он был поклонником Греты Гарбо), Гитлер находил отдых в музыке. До первой мировой войны он часто посещал оперу или оперетту. Его вкусы остались неизменными с той поры: «Когда я слушаю Вагнера, мне кажется, что я ощущаю ритм, дыхание первозданного мира». До 1939 года он регулярно посещал фестивали в Байройте, а «Гибель богов» была одной из его любимых вагнеровских опер – он смотрел ее более ста раз. Во время последней войны он постоянно слушал эту оперу в грамзаписи. Гитлер восхищался «Вольным стрелком» Вебера и наслаждался музыкой Рихарда Штрауса, Верди и Пуччини (в особенности ему нравились «Аида» и «Мадам Баттерфляй»). Оперетты «Веселая вдова» Легара и «Летучая мышь» Иоганна Штрауса он готов был слушать снова и снова. Большое впечатление на него произвели симфонии Брюкнера.

Еще в молодости фюрер восхищался образом прусского офицера, верного традициям. Его преклонение перед Людендорфом доходило до смешного, но повзрослев, он невзлюбил «монокли». У него вызывали отвращение «люди-лошади», как он их называл, которые подписались под рыцарским идеалом Риттмайстера (капитана кавалерии в переводе с немецкого), который был очень популярен среди германской аристократии девятнадцатого и начала двадцатого веков. Именно из этой среды вышли те офицеры, в присутствии которых он чувствовал себя скованно и неуютно до конца своей жизни. Разумеется, среди них бывали и исключения, как, например, Герд фон Рундшдтедт, но в целом этим людям, полагал он, не будет места в новой Германии. У них были свои собственные идеалы, основанные на христианских добродетелях, и, следовательно, они были невосприимчивы к неоязыческим идеалам национал-социализма. Ему не нравилось в них все. «Охота и скачки – последние остатки вымершего феодального мира», – сказал он Шпееру.

И все же общество, построенное Гитлером, оказалось не менее иерархическим, чем наполеоновская империя. В нем были свои принцы, такие, например, как рейхсмаршал Геринг и рейхсфюрер Гиммлер, и свои феодальные владетели в лице партийных гауляйтеров. Но и любой рядовой член партии гордился своей арийской кровью и, соответственно, принадлежностью к высшей расе. Хотя СС считалась «революционной» организацией, однако там состояло немало представителей древних аристократических родов.

Подобно Наполеону, фюрер стремился связать воедино судьбу нацистского режима с финансовыми интересами своих сторонников. В их среде даже получил хождение специальный термин «плановая коррупция» Раушнинг замечает в этой связи, что нет ничего необычного в том, что революция помогает своим сыновьям обогащаться, но в Германии это делалось с таким бесстыдством, что у посторонних людей, видевших это, прямо голова шла кругом. Один, два или четыре дома, загородные виллы, дворцы, жемчужные ожерелья, предметы антиквариата, ценные гобелены и картины, десятки автомобилей, шампанское, фермы, заводы – откуда-только брались деньги?! Разве эти люди не были, еще недавно бедны, как церковные мыши, Погрязнув по уши в долгах?

«Каких только не существовало тогда должностей, в основном почетных, и все они давали возможность получать дивиденды, займы и бонусы, – говорит Раушнинг, – каждый торопился оказать услугу влиятельным людям, каждый банк и каждое предприятие нуждались в протекции со стороны какого-нибудь члена партии». Наживались не только члены НСДАП, но и сочувствующие этой партии. Гитлер награждал своих любимых маршалов поместьями в манере Наполеона…

Главное отличие Наполеона и Гитлера друг от друга заключается, конечно, в их отношении к евреям. Император совершенно искренне полагал, что всякие религиозные и общественные ограничения в отношении евреев должны быть отменены, и необходимо уравнять их в правах с протестантами и католиками: всюду, куда бы ни ступала нога французского солдата, гетто уничтожались. И Наполеон не останавливался на этом, он надеялся, что ему удастся убедить евреев из всех уголков мира съехаться и поселиться во Франции и принять полноправное участие в жизни страны. Его перу принадлежат следующие строки, написанные на острове Святой Елены: «Мне частично удалось осуществить свой план. Некоторое количество отличных еврейских солдат вступили в ряды французской армии, в результате этого приток богатств в страну увеличился. Если бы не события 1814 года, сколько бы еще этих людей прибыло во Францию, потому что вскоре каждый еврей захотел бы поселиться в стране, где гарантировано равенство всех перед законом и где он мог бы приложить свои усилия в любой области деятельности».

Франция не всегда отличалась таким подходом к этой проблеме. В последние годы правления Директории по стране прокатилась волна банкротств, вызвавшая ненависть к банкирам-евреям, на страницах французских газет появился ряд антисемитских публикаций, в которых каждый ростовщик изображался евреем. На евреев наклеили ярлык врагов Франции, радеющих только своим соплеменникам. Во времена Консульства и империи возможность подобных нападок была исключена.

В противоположность этому, с апреля 1933 года, когда Гитлер уже прочно взял власть в свои руки, евреи стали подвергаться всяческим ограничениям в правах и незаслуженным унижениям. Была проведена соответствующая чистка учреждений, организаций и фирм от сотрудников-евреев, и в конце концов их нигде не стали брать на работу. А в 1935 году евреев официально лишили германского гражданства. Им было запрещено вступать в брак или половые сношения с «чистыми в расовом отношении» немцами, не могли они теперь и учиться в немецких школах и университетах. «Хрустальной ночью» с 9 на 10 ноября 1938 года (эта ночь получила такое название из-за огромного количества битого стекла) хулиганствующими толпами были подожжены сотни синагог, семь тысяча еврейских магазинов были разграблены. Все это происходило при попустительстве и даже прямом участии властей. К концу того года в концлагерях оказалось 30 000 евреев. Исключений не делали ни для кого. И те, кто храбро дрался на фронте в первую мировую войну, и бывшие члены «Стального шлема» – все подверглись остракизму и преследованиям.

Единственное сходство между Наполеоном и Гитлером заключается здесь в том, что каждый из них действовал как типичный продукт своей эпохи. В этом плане Наполеон был настоящим приверженцем Просвещения в его наиболее милосердной форме, а Гитлер оказался извращенным выражением немецкого романтизма XIX века, в котором концентрировалось и вышло наружу все зло так называемой «исторической науки».

Глава шестая

Апологеты войны

Был момент, когда Первый консул вполне искренне желал мира, и фюрер в течение нескольких лет твердил о своем миролюбии. Государственный деятель Чарлз Джеймс Фокс, принадлежавший к партии вигов, писал в 1802 году: «Я упорно стою на том, что Бонапарт хочет мира – нет, что он в высшей степени боится войны». До 1939 года Невилл Чемберлен, премьер-министр Великобритании, испытывал такой же оптимизм по отношению к Гитлеру. Французский и германский народы страстно желали избежать повторения революционных войн или первой