Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

работой не справиться. Давние друзья Нины Николаевны, владельцы парижской галереи антиквариата Пахомовы, рассказали о сообразительном молодом человеке из Москвы, прилично разбирающемся в искусстве. После короткого собеседования Александр становится помощником в сложной комбинации по уничтожению немецкой коллекции. О настоящей цели его работы мальчику знать не положено. Зачем? Сойдет и так. Пока что надо остановить издание каталога-резоне. На некоторое время. Это легко, так как все зависит только от нее. Это же она сама платит издательству за печать и распространение книги. Будут делать так, как мадам считает нужным. Вообще не обсуждается. Подумаешь, написали письмо, что скоро будет стоить дороже. Никого не волнует. А чтобы не было особого шума, издательству предлагается версия, максимально приближенная к правде. К ее правде.

Есть еще одна мысль, не лишенная смысла. Вдове Василия Кандинского кажется (и правильно кажется), что за ней следят. Появление в общественных местах, на глазах у парижан, которые ее знают, madame Kandinsky в сопровождении постоянного помощника может напугать непонятного, но, скорее всего, понятного наблюдателя, показав ему, что Нина одна не бывает. Еще со времен войны она презирает немцев (особенно ее возраста). И не только презирает, а еще и боится. Слишком хорошо полка памяти держит в сознании все, что было между тридцать третьим и сорок пятым. Они способны на все, эти люди. Но она и их перехитрит. Потому что она, Нина Кандинская, пережила две революции, три войны, две эмиграции и одного гениального мужа. Она что, не справится с этим уродом? Конечно, справится! Что для этого нужно сделать? Необходимо остановить издание каталога-резоне (версия номер один). Сделано. Им дано простое объяснение: добавляется глава «Копии и подделки». Версия номер два практически готова. Теперь самое трудное. Сначала надо узнать, кто этот настырный владелец семидесяти одной работы Василия Васильевича. Лифарь с его немецкими связями еще по годам оккупации наверняка поможет. В свое время была сделана несусветная глупость. Нельзя было этого Ханса Петера так отвергать в том знаменитом записанном на магнитофон телефонном разговоре. Надо было быть поосторожнее и поумнее. Но все можно исправить. Как? Очень просто. Надо сделать версию каталога-резоне номер три. Найти его и встретиться с ним. Она даст ему бланки согласия на публикацию работ в каталоге. Ведь это то, чего хочет старый негодяй. Он распишется на каждом листке с фотографиями, перепечатанными из присланных им же самим слайдов. И вот тут он попал. Сам того не ведая, он даст письменное разрешение на воспроизведение «копий» из его коллекции в главе «Копии и подделки». Издательство требует такого разрешения на воспроизведение фотографий владельцев работ? Музеи, коллекционеры, фонды – все подписывают согласие. От Третьяковки до коллекционера Роя Нойбергера[99] с Пятой авеню из Нью-Йорка. Маленькое движение одной руки – и страницы из папки версии номер три попадают в папку версии номер два. В ту самую главу «Копии и подделки». Получите разрешение на печать, месье директóр серьезного издательства. И вся коллекция произведений, некогда спасенных несчастным Клаусом (Klaus), братом Ханса Петера (Hans Peter), превращается в… ТРУХУ. Причем навсегда. Бывший офицер SS пойдет в суд? Заявит на вдову Кандинского? Да никогда! Точка. Успех. Победа. Лифарь найдет, а потом, бесспорно, пришлет телефон или адрес владельца коллекции, и тот прилетит на крыльях любви. Любви к деньгам. Ее деньгам. И все подпишет.

Продолжает ли Нина Кандинская этими действиями совершать и продлевать череду преступлений? На мой взгляд, безусловно. Кандинская не признает очевидные и настоящие шедевры исходя из абсолютно корыстных соображений. Она искусственно создавала ажиотаж на антикварном рынке, монополизировав, а точнее узурпировав имя ее мужа. Она предала память Клауса (Klaus) и готовилась отнять у всех почитателей гения Василия Кандинского целый пласт его работ прекрасного десятилетнего периода творчества художника в школе Баухаус. Она намеревалась совершить подлог и воспользоваться результатами своих действий.

Но любое преступление рано или поздно может быть раскрыто.

В случае преступления Нины Николаевны Кандинской что-то пошло не так. Что? Давайте разберемся.

Первое. В истории с Хансом Петером Хагером Нина Николаевна потеряла темп. Как в шахматах. Брат Клауса все понял и принял решение действовать на опережение.

Второе. Она недооценила бывшего эсесовца и его мотивацию. Раздосадованный ее первоначальным отказом поставить принадлежащие ему работы в каталог-резоне, Ханс Петер начинает следить за ненавидимой им старухой. Что он может оставить после себя вдове и детям? Ничего хорошего. Дурную славу и омерзительную биографию отца? И все. А вот узаконенные шедевры, история его брата – любимого ученика Кандинского, спасение им полотен, которые никто не оспаривает, а все признают, – это много-много миллионов марок, долларов, франков, фунтов и каких-нибудь иен. Значит, Кандинскую надо убрать до выхода каталога. Без нее (вернее, без нее и без каталога) коллекция оживет и будет признана всеми. Мало того, она войдет в тот самый каталог-резоне раз и навсегда, но уже потом. После ее смерти. Уже другие эксперты будут работать над творчеством художника. Это сегодня она небожитель. А завтра она просто «воспоминание». Прах. И никто никогда не оспорит наследства Клауса и Ханса Петера фон Хагера. Получается, можно сделать так, что братья будут не просто какими-то там немцами. Они герои, они спасают вечное. Они спасли великое искусство. А это уже и чистое имя, и подвиг. После этого легко и умереть.

Думаю, что события второго сентября в Гштаде происходили следующим образом. Старик Хагер точно следил за мадам Кандинской. Он уже знал, что швейцарская горничная в шале не живет, а только приходит туда работать, когда нужно. Он поселился в каком-то относительно недорогом отеле и случайно утром натолкнулся на саму Нину Николаевну на главной улице малюсенького курортного городка. Она, естественно, его узнала и неожиданно для Ханса Петера сама к нему подошла.

– Я знаю, кто вы. Я видела, как вы наблюдали за мной в течение нескольких месяцев. Я заметила вас давно. Нам надо поговорить. Приходите ко мне домой завтра вечером. То, что я вам покажу, вас заинтересует. Адрес моего шале вы наверняка знаете.

После этого она звонит мне и просит безотлагательно поехать к ней домой. Когда ничего не понимающий я сяду за стол, она объяснит, откуда надо достать версию каталога номер три и срочно привезти ее к ней в Гштад. Если бы она знала до своего приезда в Гштад, что Хагер следит за ней и в Швейцарии тоже, она папку с третьей версией сама бы привезла с собой. Но этого не произошло. Чуя недоброе, Хагер не дожидается завтрашнего дня (завтра может быть любая