Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

К сожалению, многие обитатели Белого дома на Арбате в то время не знали всей правды о том, как наши высшие военные руководители оценивают ракетно-ядерные инициативы Горбачева. Только позже станет известно, что все они были недовольны скороспелыми и порой авантюрными решениями Горбачева, бешено торопившего военных к «новым историческим прорывам». На них так же, как и на всех нас, тоже распространялась священная арбатская заповедь: не говори, что думаешь, но думай, что говоришь…

У наших высших генералов было только два выхода: либо стукнуть кулаком по президентскому столу в Кремле и уйти, либо сопеть в тряпочку и сидеть в кресле. Однако уйти было просто. Уйти — значило сдаться. Открыть дорогу лояльным и сговорчивым. Еще была надежда, что удастся выправить ситуацию, приостановить безоглядный радикализм во внешнеполитичеС| ких и начинающийся раздрай во внутрисоюзных вопросах. Еи£ была возможность спорить с Кремлем в допустимых рамках и оказывать хоть какое-то явное и скрытое сопротивление авантюрным и поспешным инициативам Горбачева в вопросах оборонной политики.

Высшие генералы продолжали служить, лишь изредка решаясь на легкое публичное ворчание и косвенные упреки в сторону Кремля. То было опасное ворчание. Были у нас на Арбате горячие лкщи, которым очень хотелось, чтобы маршал Язов жестче «давил» на Горбачева и Шеварднадзе. Но министр плохо поддавался на эти провокационные советы, звучащие из уст его замов.

Некоторые генералы и старшие офицеры из управлений и отделов ГШ о Язове в то время говорили: «Испортился батя. А каким человеком был!» Грешен, так думал и я, не зная истинных настроений министра и тех эпитетов, которыми маршал награждал своего многословного патрона…

Позже от генерала Леонида Ивашова, бывшего в то время начальником Управления делами Минобороны, который часто бывал в кабинете министра, узнал я, например, о жгучем негодовании Язова в связи с тем, что Кремль и МИД откровенно проигнорировали точку зрения Минобороны и Генштаба, когда определялись сроки вывода наших войск из Венгрии. Это еще больше усугубляло и без того сложнейшее положение с расквартированием наших войск на родине.

То было время, когда армия, многие десятилетия являвшаяся «закрытой зоной» общества и фавориткой ЦК, тщательно оберегаемой от критики, — все больше превращалась в Золушку, от которой отворачивалась царица-власть.

Когда-то критическую статью в «Правде» о замерзших трубах в казармах Камчатского гарнизона Генштаб расценивал как чрезвычайное происшествие, как удар по собственному авторитету. Тогда весь Арбат напрягался, ставил на уши все соответствующие службы, командующий войсками округа и его заместитель по тылу получали образцово-показательные втыки, а министр снимал «кремлевку» и победоносно докладывал в военный отдел ЦК о «недоразумении» и «самых серьезных выводах».

Когда-то критические статьи об армии главные редакторы центральных газет возили согласовывать на Старую площадь, а прослышавшие о них министр обороны или начальник Генерального штаба одним звонком в Кремль лишали себя неприятностей.

Наступали иные времена…

Однажды на Арбате случился жуткий генеральский переполох. Стало известно, что в «Правде» готовится разгромный материал об одном из известных генералов, возглавляющих Калининградское высшее военное училище. Этот военачальник состоял в каком-то родстве с одним из замов министра обороны, из-за чего хорошо двигался по службе. Ему уже готовили кабинет начальника Главного управления ГШ. Таких людей у нас на Арбате знали «поштучно». И вот известие: наша разведка на Старой площади сообщила, что о готовящейся статье было доложено Горбачеву и тот дал ей зеленый свет. И даже порекомендовал больше давать таких материалов.

Целый день между Арбатом и Старой площадью шли тяжелые телефонные переговоры. Логика военных сводилась к тому, что статья в центральном печатном органе ЦК КПСС может быть расценена прессой как «открытие охоты на генералов» и сильно ударит по престижу армии. Логика руководителей идеологического и административного отделов ЦК сводилась к тому, что «решение принято и обсуждению не подлежит». Другой аргумент: такой материал заставит многих военачальников сделать соответствующие выводы…

Мне была поручена весьма щекотливая миссия переговорить с автором статьи — военным обозревателем «Правды» полковником Василием Изгаршевым и упросить его «по собственной инициативе» снять материал. Я давно знал Василия Филипповича, еще со времен его работы в «Красной звезде», и у меня с ним сложились добрые отношения. Полковник был мудр и проницателен. Когда я, движимый высокой ответственностью за выполнение «задания особой важности», стал егозить вокруг него, как неуклюжая лиса вокруг курятника, Изгар-шев сказал мне:

— Если ты не хочешь, чтоб я перестал уважать тебя, прекрати пустые хлопоты…

Статья появилась на следующий день. Проворовавшийся начальник училища был снят.

Наступали времена, когда пресса все яростнее набрасывалась на наших минобороновских и генштабовских прохиндеев, еще недавно чувствовавших себя в полной неприкосновенности.

И здесь невозможно было не признать, что Горбачев сыграл важную очистительную роль, когда разрешил прессе сказать правду о моральном облике многих представителей высшего генералитета. Родина по фамилии, имени и отчеству узнавала о тех, кто трудолюбиво поставлял из Германии в Москву ворованную мебель. Выволакивались на свет Божий махинаторы в лампасах, за казенный счет строившие себе загородные хору мы и нечестным путем приобретавшие квартиры для своих чад. Выводились на чистую воду те, кто волшебным образом за считанные месяцы произрастал из полковников в генерал-лейтенанты.

Конечно, такая гласность многим на Арбате была не по душе. Многие высокие чинуши в МО и ГШ ворчали на прессу и часто упрекали журналистов в том, что они передергивают факты, сгущают краски, наговаривают, а то и просто врут.

Я видел и понимал, что то были несостоятельные попытки спасти «честь мундира», который уже изрядно замаран.

На аэродроме Чкаловский мне самому доводилось встречать военные самолеты из Германии и забивать под потолок машины со «скромными» подарками из ЗГВ, предназначенными для моих начальников.

В Военном институте МО список абитуриентов, поступающих на переводческий факультет, почти сплошняком состоял из фамилий, которые легко было найти в телефонных справочниках ЦК КПСС, МИДа, МО и ГШ.

Когда некоторые высшие военачальники Советской Армии и Военно-Морского Флота читали офицерам Генштаба страстные проповеди о необходимости яростно бороться с протекционизмом и проявлять скромность, а в это время их сынки служили в германских «дырах», неизвестно за что получали досрочные воинские звания или без очереди — сверхнормативное жилье в элитных генеральских домах на Рублевке или на ЮгоЗападе столицы, — все это навевало мрачные впечатления о нравственном здоровье многих представителей нашей военной верхушки.