Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов

местная морда… сидит… и думает: «Вот, взяли с собой лабуха… чтобы он им за сто баксов тосты… произносил», то я скажу – пошли вы все на …! В… пошли вы все! И захватите с собой туда своих… жен, свою… челядь, своих бандитов и… отсюда – из моей страны!!! Фашисты! На… пошли все, я сказал!!! Вы окружены!»

Ключев схватил скатерть и со всей силы дернул ее на себя. Со стола полетели бутылки, закуски и все содержимое. Женщины завизжали. Огромная белая скатерть накрыла Ключева с головой, и он стоял под ней, как памятник перед торжественным открытием.

Занавес!

Этот гусарский трюк со скатертью Ключев проделывал еще несколько раз, но, к счастью, не в нашем присутствии. Его жена рассказывала, что, когда однажды Ключев вышел из больницы, в которой пролежал больше месяца, он по случаю выздоровления пригласил домой всех своих друзей. Накрыл стол. Со всеми обнимался-целовался, потом выпил рюмку… ну, дальше вы догадываетесь. Он помянул друзьям, что за время болезни его никто не навестил. Ну, и закончил хрестоматийно, строго по диагнозу: «Фашисты…» – и так далее.

Ключев много снимался у нас в «Городке». Чаще всего в рубрике «Приколы нашего Городка», то есть в «Скрытой камере». Там он был просто незаменим! Он вызывал доверие у людей. Случайные прохожие легко покупались на его вранье, и розыгрыши с его участием получались не столько смешными, сколько добрыми и трогательными.

У Ключева был старенький «мерседес», и иногда я просил Саню встретить меня в аэропорту. Как-то зимой я прилетел уставший и измотанный долгой задержкой рейса. Сели в машину. Ключев бросил мне на заднее сиденье плед:

– Юрий Николаевич, прошу прощения, но печка не работает.

– Ладно, – говорю. – Слушай, Ключев, я еле на ногах стою. Довези меня до дома без приключений, и будет тебе счастье. Аккуратно езжай. От гаишников отмазывать не буду. Сил нет.

Проехали полкилометра – останавливает нас лейтенант-гаишник:

– Документики, пожалуйста!

Я сидел на заднем сиденье, укутанный в плед, как пленный немец, и узнать меня было невозможно. Гаишник изучил ключевские документы и сказал:

– Нарушаем?

– А что мы нарушаем?

– Вы управляете технически неисправным средством передвижения. У вас стекла внутри салона замерзли так, что вы дорогу не видите. У вас печка работает?

– Увы, – развел руками Ключев.

– Ну вот… О-о-ох… Так, что же мне с вами делать? – спросил гаишник со знакомой всем водителям интонацией.

– Ну, я надеюсь, мы сможем как-то решить вопрос? – сказал Ключев и подмигнул гаишнику.

– А вот это совсем другое дело! – обрадовался лейтенант.

Он осмотрелся по сторонам, снял с руки черную перчатку, бросил ее в окошко «мерседеса» на пассажирское сиденье и выжидающе посмотрел на Ключева. А тот поднес перчатку к лицу, посмотрел на нее и после долгой паузы, театрально закинув голову, крикнул:

– ДУЭЛЬ???!!!

Я ржал после этого двое суток. Так парадоксально на моих глазах сиюсекундно рожденной фразы я больше не слышал никогда! Гениально!

Ну вот, пожалуй, и все про Ключева.

То ли в шутку, то ли всерьез, он всегда называл нас по имени-отчеству – Илья Львович и Юрий Николаевич. А мы его всегда только по фамилии – Ключев. Ключев, и все. На самом деле он был Ключевым Александром Константиновичем. Именно так высечено теперь на скромном памятнике на его могиле.

Кино, вино и кимоно

Сыграть главную роль легко, получить – трудно!

Кристоф Вальц[2]

Первый раз я снялся в кино, когда мне было пятнадцать лет. Сыграл в эпизодике юного партизана-поджигателя. Фильм назывался «Великое противостояние». Время действия – 1812 год. Наполеон приближается к Москве, а я среди тех, кто ее поджег, чтобы не досталась супостату. За что меня французы и расстреляли.

Умирал я молча. Я канючил у режиссера, чтобы он разрешил мне немного покорчиться и постонать, но он запретил:

– Тебе попали и в сердце, и в голову. Одновременно!

Я, может быть, один из немногих, кто снимался еще в советской рекламе. Ее тогда показывали в кинотеатрах перед фильмами. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня пригласили на Одесскую киностудию для съемок в рекламе Сберегательного банка СССР. Единственный вопрос, который мне задали, был:

– Умеешь ли ты управлять мотоциклом?

– Умею! – соврал я.

– А если сзади будет сидеть девушка?

– Это было бы очень хорошо. Я с пассажиром еще лучше езжу. Мотоцикл становится тяжелее, и им легче управлять.

Вот и весь кастинг. Зря они мне поверили! Мало того что сам чуть не убился, так еще мог угробить одну очень симпатичную одесситку. В этом ролике мои «бабушка и дедушка» ночью откапывали клад. В металлической коробке лежала сберегательная книжка на имя их внука. Это был какой-то специальный вклад, деньги по которому можно было получить только по достижении внуком шестнадцатилетия. И они дарили мне мотоцикл, роскошную красную «Яву», и я на ней вышивал вдоль моря со своей подружкой, которая держала меня нежно за плечи. После того как на первой же минуте я уехал на обочину и перевернулся, вместо меня ездил уже дублер.

Я думал, что этот мой кинопозор никто никогда не увидит. Но я ошибался. В 1974 году мы – первокурсники актерского факультета ГИТИСа – пошли в кинотеатр «Художественный» по совету нашего педагога на потрясающий фильм Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». «Идите и смотрите! – сказал нам Владимир Наумович. – У нас так еще никто не снимал!» Едва в кинотеатре погас свет, как на экране появилась моя улыбающаяся физиономия из рекламы Сбербанка. Все, что я делал в кадре, не очень сопрягалось с тем, чему нас учили через дорогу от кинотеатра – в театральном институте. О, позор на мои русые кучерявые тогда волосы!..

Без вины виноватый

С тех пор, как помню себя, мечтал стать артистом. Артистом кино. В театр почти не ходил. Хватило одного раза.

Я тогда учился в восьмом классе. Нас всей школой повели в одесский театр имени Иванова на спектакль «Без вины виноватые». Это были гастроли какой-то сборной московской труппы. Обещали, что будет играть великая мхатовская Алла Тарасова, но она не приехала. Я захватил с собой моего друга Олега. У него была фамилия, произнося которую скороговоркой, я учился технике речи – ПРИВОРОТЕР. Мы сидели в середине полупустого партера, а перед нами развалились в креслах пацаны из какой-то другой школы. Они все время ржали, обсмеивали бедных артистов, болтали во