Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе - Илион Ву

распространялись – в письмах, пароходами и поездами, по телеграфу, в печатной прессе и просто из уст в уста. Ко времени, когда Крафты и Браун впервые появились на публике, о них знали все.

Письмо Брауна перепечатали не только в аболиционистской прессе. Вскоре после публикации в Liberator статья под названием «Уникальное бегство из рабства» появилась на первой странице New-York Herald. (Один из читателей был совершенно потрясен – и неудивительно, ведь он плыл с Крафтами из Чарльстона!)

Текст появился в тот самый момент, когда нация осознавала себя по-новому. Война с Мексикой закончилась, страна стала на треть больше, чем раньше. Легионы поселенцев двинулись на запад, особенно в Калифорнию, которую активно рекламировали во всех газетах. «Золотая лихорадка!» – кричали заголовки. «Отправление новых кораблей!» – вопили мальчишки, продававшие газеты на улицах. Но оставались тревожащие общество вопросы, которые актуализировались с побегом Крафтов. Каким видят будущее рабства на этих территориях – и в государстве в целом?

Конфликты из-за рабства и положения беглых рабов в конгрессе возникали постоянно. Южане были оскорблены тем, что считали нарушением прав рабовладельцев. Они собирались за закрытыми дверями и вырабатывали документ, содержащий все их жалобы. Одному журналисту удалось проникнуть в их ряды, и его статья появилась одновременно с публикацией истории Крафтов. Во время тайного совещания сенатор от Южной Каролины Джон С. Колхаун пригрозил выходом из Союза, если рабство на новых территориях будет запрещено, а его коллега из Вирджинии сравнил «страдания Юга со страданиями колоний Америки, которые привели к восстанию»[281].

Тем временем Браун и другие аболиционисты явственно видели признаки надвигающейся новой американской революции. Свидетели первой также чувствовали приближение войны. В день публикации письма Брауна в Liberator на улице было так холодно, что кораблям в гавани Филадельфии приходилось разбивать лед. Пожилой торговец Томас Коуп записал в дневнике: «Конгресс действует, но слабо. Вопрос рабства занимает сегодня всех… Союз находится в большей опасности, чем когда бы то ни было». Заканчивалась запись криком души: «Да убережет нас судьба от гражданской войны!»[282]

И вот в этом месяце льда на реке и жарких споров в конгрессе, через два дня после появления их истории на первой странице крупной газеты и распространения ее по миру, Эллен и Уильям тихо и без шума прибыли в Массачусетс.

* * *

Город Вустер с его колоколами и свистками во многих отношениях был для них идеальным местом. Легко добраться – и бежать, – поскольку здесь пересекались шесть железных дорог[283]. В городе симпатизировали радикалам: тем, кто считал, что можно улучшить жизнь, питаясь исключительно определенными злаками или принимая особые ванны; и к тем, кто выступал за права женщин. После собрания в Сенека-Фоллз первая общенациональная конференция по правам женщин пройдет именно здесь.

Для Уильяма и Эллен важнее всего было то, что многие жители города открыто выступали против рабства. Партия свободной земли, выступавшая с лозунгом «Свободная земля, свободный труд, свободные люди!» для новых территорий, впервые собралась в Вустере, а на президентских выборах одержала победу в округе. Здесь были и более радикальные аболиционисты, желавшие не просто ограничить, а запретить рабство.

Самые известные – Эбби Келли Фостер и ее муж Стивен. В их георгианском особняке Либерти-холл в соседнем Тэттнелле был оборудован тайный подвал, где прятались те, кто недавно обрел свободу. У Фостеров была дочь, годовалая Алла. Эбби рано отлучила ее от груди, чтобы продолжать аболиционистские выступления, за что подверглась всеобщей критике. Они со Стивеном по очереди присматривали за ребенком в поездках, хотя все, включая самого Стивена, признавали: истинная звезда – Эбби. Крафтам предстояло хорошо узнать эту супружескую пару.

У нас меньше информации о членах вустерской черной общины, которые совместно и по отдельности помогали беглецам. Активисты, среди которых выделялись семьи Хеменвейзов, Браунов и Ричей, поддерживали тесные связи с лидерами черной общины Бостона. Вместе они обеспечивали новых беглецов пищей, кровом и защитой. Большая часть общины – около двухсот человек – были людьми молодыми, как Уильям и Эллен. Среди них цирюльники, травники, плетельщики корзин, пекари и по меньшей мере один «бывший раб»[284].

Были в Вустере и те, кто симпатизировал Югу. Среди них местные производители, либо перерабатывавшие хлопок, либо производившие оборудование для такой переработки. В городе было много учебных заведений, в том числе колледж Святого Креста, где училось множество сыновей рабовладельцев, и среди них сыновья тетушки Эллен Мэри Элизы и ее мужа Майкла Морриса Хили. (Надо сказать, что семья Хили, отправив сыновей на учебу, готовилась срочно перебраться на Север.) Сколь бы перспективным ни был Вустер, никто не знал, с кем Крафтам придется столкнуться в этом маленьком холодном мирке.

Вместе с Уильямом Уэллсом Брауном супругам предстояло выступить в Уолдо-холле, одном из нескольких больших театральных пространств в городке, изголодавшемся по зрелищам. Зал был настолько велик, что в нем показывали панорамы – гигантские картины до нескольких десятков метров в длину. Картины медленно разворачивали перед зрителями, и те видели другие миры – от итальянских пейзажей до волшебных гротов и «потрясающего зрелища пожара Москвы!»[285]

Крафты готовились выйти на сцену. Спустились сумерки, гигантский зал погрузился в темноту. Не было видно перемещений ни зрителей, ни выступающих. Уильям и Эллен должны были подняться на сцену не сразу – это будило интерес слушателей, да и для самих Крафтов так было безопаснее. И все равно молодые люди чувствовали себя неуверенно. Они всматривались в незнакомые лица, обращенные к сцене тускло освещенного зала.

Если кто и мог их успокоить, так это Уильям Уэллс Браун, опытный харизматичный оратор, умевший несколькими фразами изменить настроение зала[286]. Его можно было назвать артистом мультимедиа – в своих выступлениях он использовал все: изображения, тексты, поэзию и прозу, песни и декламацию, поднимал над головой рабские оковы, читал письмо от так называемого хозяина, и делал это, словно человек присутствовал в зале. Наблюдая за Брауном целыми днями, Крафты овладели ораторскими приемами, и неудивительно – они учились у настоящего мастера.

Браун был блестящим оратором, чутко понимавшим настроения аудитории. В Эттлборо, штат Пенсильвания, он сумел объединить молодых и старых, консерваторов и либералов, реформаторов и тех, кто разделял южные ценности. Эти люди могли враждовать, но в зале вместе смеялись и слушали. Браун широко использовал юмор. Он рассказывал, как научился читать, подкупая белых мальчишек ячменными сахарными леденцами. Те учили его буквам, а он за каждую букву позволял им лизать леденец. С юмором говорил, как голодал во время бегства и как жена фермера оттолкнула мужа, чтобы