Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

условия растлевают душу человека и превращают его в дикое животное, говорит Шаламов. На последней грани ужаса, на пределе страдания в человеке умирает всё человеческое. «Дружба не зарождается ни в нужде, ни в беде. Те “трудные” условия жизни, которые, как говорят нам сказки художественной литературы, являются обязательным условием возникновения дружбы, просто недостаточно трудны. Если беда и нужда сплотили, родили дружбу людей – значит, это нужда – не крайняя и беда – не большая. Горе – недостаточно остро и глубоко, если можно разделить его с друзьями». «Когда переходится последняя граница, за которой уже ничего человеческого нет в человеке, остается только недоверие, злоба и ложь». «Лагерь был великой пробой нравственных сил человека, обыкновенной человеческой морали, и девяносто девять процентов людей этой пробы не выдержали». «Лагерный опыт – целиком отрицательный до единой минуты. Человек становится только хуже, и не может быть иначе. В лагере есть много такого, чего не должен видеть человек. Но видеть дно жизни – это не самое страшное. Самое страшное – это когда самое дно жизни человек начинает (навсегда) чувствовать в своей собственной душе, когда его моральные мерки заимствуются из лагерного опыта». Опускаясь на это дно, человек доносит на соседа и обрекает его на смерть за миску супа или даже за окурок, опускаясь на это дно, человек равнодушно смотрит, как избивают бессильных стариков или как сифилитик насилует женщину».

Исполняя свой долг свидетеля, Шаламов делает это с беспокойным сознанием: «То, что я видел – человеку не надо видеть и даже не надо знать».

Такой же мрачный взгляд на лагеря – в талантливом самиздатовском романе «Пятая печать», циркулировавшем под псевдонимом Татаринцев. Картина лагеря – апокалипсическая (отсюда название): ужасы и страдания превращают людей в отвратительное стадо жестоких, бессовестных, эгоистичных животных. Причем автор не акцентирует внимания на эксцессах и чрезмерных ужасах, напротив, он рисует монотонную, беспросветную, безнадежную атмосферу серых лагерных будней. Жена одного из заключенных, приехавшая на свидание с мужем, никак не могла представить себе реально по рассказам мужа, что же такое лагерь. Однажды она подошла к колючей проволоке, окружавшей лагерь, и увидела, как из барака вышел на крыльцо заключенный в одних кальсонах и среди бела дня, ни на кого не обращая внимания, стал спокойно мочиться прямо с крыльца. И тогда женщина вдруг поняла, почувствовала, что такое лагерь.

Главные герои романа – молодые студенты, арестованные за вольные разговоры. Они приходят в тюрьму со множеством иллюзий, с юношеской верой в человека, с верой в правоту марксизма. Следующие затем лагерные годы это путь постепенного разочарования, утраты иллюзий, возмужания характера и созревания ума. Наблюдая людей вокруг себя, размышляя, слушая рассказы о жизни самых разных людей, начиная от тех, кто был арестован еще в 20-е годы при Ленине, и кончая теми, кто пришел в лагерь уже после смерти Сталина (поток «поздравителей», людей, получивших пять лет за поздравления со смертью Сталина), они постепенно начинают узнавать действительную жизнь страны, в них созревает убеждение, что корень всех бед – в самых изначальных, основополагающих посылках марксизма, стремящегося насильственным путем переделать мир и дышащего непримиримостью к любым противникам. Они приходят к выводу, что лагеря – это лишь логическое завершение всей советской системы; вся страна представляется им огромным концлагерем, огороженным неприступными границами; у тех, кто сидит в лагере, просто на один ряд колючей проволоки больше. «Воля – это большая зона оцепления».

Некоторые части романа, пожалуй, перенасыщены интеллектуальными диалогами, что придает им некую сухость и безжизненность, присущую, впрочем, в какой-то мере всем интеллектуальным романам.

Великолепна заключительная часть романа – «Бунт». Это потрясающий рассказ о восстании в лагере и о жестокой расправе над восставшими заключенными (их загоняют на хрупкий лед озера, лед под их тяжестью проламывается, и все они идут ко дну).

Интересен также анонимный очерк «Операция баня» – о борьбе заключенных женщин-«религиозниц» с лагерной администрацией: начальство после бани решило переодеть женщин в арестантскую одежду, женщины вернулись в барак голыми в сорокаградусный мороз, но не уступили.

Глубоко и интересно поставлена лагерная проблема в романе Василия Гроссмана «Все течет…»[124]. К сожалению, до нас не дошел подлинный текст романа, КГБ произвел обыск в доме Гроссмана, рукописи романа «Все течет» и второй части романа «За правое дело» были конфискованы. Писатель не перенес этого удара и вскоре умер. После обыска и конфискации Гроссман попытался по памяти восстановить текст романа, работе над которым он отдал много лет, но ему это, по-видимому, не совсем удалось. В варианте романа, которым мы располагаем, чувствуется какая-то незавершенность и несовершенство, это несовершенство есть в рыхлости композиции – отдельные сюжетные линии романа никак не связаны друг с другом, некоторые главы кажутся просто случайными вставками; не найдено органического включения в роман философски-исторического эссе о русской революции, о Ленине и о сталинизме (размышления главного героя), и, пожалуй, хорошо, что писатель не стал втискивать это в текст романа, а дал в конце отдельно, как поступил в свое время (после неудачных проб) и Лев Толстой с историософскими главами «Войны и мира».

Основная сюжетная канва чрезвычайно проста: после двадцати девяти лет лагерей в Москву возвращается Иван Григорьевич. Еще молодым человеком, многообещавшим талантливым студентом, он был арестован за то, что спорил с преподавателем диалектического материализма в университете и выступал против диктатуры. Теперь, проведя всю жизнь в лагере и состарившись там, он едет к двоюродному брату, Николаю Андреевичу. Но встреча оказывается тягостной для обоих – слишком разной была их жизнь, и непохожий жизненный опыт сделал их разными людьми.

Встреча с братом бередит совесть Николая Андреевича, благополучно пережившего все чистки и аресты и даже сделавшего карьеру в биологической науке в то время, как наиболее талантливые ученые, осужденные как «вейсманисты», «менделисты», «низкопоклонники и космополиты», исчезли с горизонта. Вместо радости он при встрече с братом Иваном испытывает чувство неловкости и отчужденности. Иван Григорьевич едет в Ленинград, где он в молодости учился в университете, и на улице встречает своего университетского товарища Пинегина, он-то и предал Ивана в свое время. Пинегин думает, что Иван ничего не знает о предательстве, благодушно предлагает ему помощь, но Иван Григорьевич «без упрека, с живым печальным любопытством посмотрел в глаза Пинегину, и Пинегину на секунду показалось: и ордена, и дачу, и власть, и силу, и красавицу-жену, и удачных сыновей, изучающих ядро атома, – всё, всё можно отдать, лишь бы не чувствовать на себе этого взгляда».

Следуют интересные размышления о доносах, о стукачестве, представляется воображаемый судебный процесс над стукачами с