Том 1. Отец - Николай Петрович Храпов

всеми нельзя и что таким отведен специальный угол около кладбищенской угловой часовенки. С тех пор так это и осталось принятым в народе. Туда именно и направилась вся процессия. Моментально эта часть кладбища наполнилась большой массой народа, который, услышав громкое стройное пение, стекался со всего кладбища. Много было сказано проповедей, пропето гимнов, и даже Павлик рассказал маленький стишок, как ангел душу юную унес к Богу, и люди слушали с большим умилением и были очень удивлены, как такой маленький покойничек привлек внимание многих. Служение не прошло тщетно; несколько человек тут же, встав на колени прямо на траве, покаялись в своих грехах. Похороны закончились далеко за полдень.

По окончанию погребальной процессии внимание многих привлекла рядом находившаяся свежая могила. На ней к простой стойке было прикреплено подобие небольшой металлической вазы с искусно изготовленными из фарфора цветами, обвитыми зелеными дубовыми листьями из железа. На ленте серебристой краской красиво выведены слова: «Блаженны умирающие в Господе. Страдальцу за веру Божию Даниилу Тимошенко от семьи и друзей».

Брат, обращенный из молокан, обратил внимание всех на могилу и передал историю семьи Даниила М. Тимошенко. Он рассказал, что семья в прошлом много перенесла мучений от царского правительства, что Даниил М. в большой нужде воспитывал детей, часто был оторван от семьи. Как ревностный проповедник Евангелия по Украине он в 1890 году царским правительством был сослан за убеждение в Польшу. Вместе с сыном брат Тимошенко выпускал в г. Одессе христианский журнал «Слово истины». Последние годы они здесь с местными молоканами занимались огородным делом. Рассказал о том, как Михаил, любимый и любящий сын Даниила, с молодых лет отдался на служение Господу, как он еще до революции был арестован и отправлен в далекую Сибирь, потом написал книгу «За убеждения», как после революции освобожденный по распоряжению Ленина, возвращаясь из неволи, был с ликованием и песнопениями встречаем на многих станциях верующими, мимо которых он проезжал, и что он теперь в Москве является одним из старших братьев у баптистов.

Павлушка с затаенным дыханием слушал повесть об этом мученике, то и дело поглядывая на венок и надпись. Православное духовенство категорически запретило хоронить Даниила Тимошенко на одном кладбище с православными. Он был похоронен в этом пустынном уголке. С тех пор родственники ежегодно обновляют могилку Д. М. Тимошенко. Михаил Данилович, сын его, также иногда посещает ее. У Павлика после этого сразу мелькнула мысль: вот хорошо бы увидеть этого брата, когда он приедет наведать могилу отца. Медленно, храня благоговение перед памятью об усопшем герое веры, люди расходились по домам. С тех пор этот уголок стал баптистским, и Н-ская община хоронила здесь многих своих умерших.

Похороны ребенка и многолюдные собрания внизу у Владыкиных совершенно надломили терпение взрослых сыновей хозяйки дома. Они в категорической форме заявили Петру Никитовичу о запрещении собраний и настаивали на переезде его на другую квартиру. Этому способствовали еще и те обстоятельства, что Вера, дочь хозяйки, будучи красивой по внешности, привлекала немалый круг женихов из интеллигентной среды. Однако, как ее и лаской, и угрозами ни старались склонить к согласию на сватовство — Вера как христианка категорически всем отказывала.

Собрания у Петра Никитовича прекратились. Молодая, только что сформировавшаяся церковь стала испытывать тесноту. Некоторое время собирались по домам верующих, но увы, для посторонних людей это оставалось неизвестным и поэтому собирались почти только свои.

Однажды, проходя мимо большой чайной, Петр Никитович заговорил с хозяином ее об аренде помещения для богослужения. Тот охотно согласился на следующем условии: в будничные дни и в утренние часы по воскресеньям чайную он отдавал в их распоряжение, а в воскресенье с обеда она будет служить по своему назначению.

Огромный зал вскоре заполнился слушателями. С большим успехом проходили в нем собрания. Но сатана и здесь позавидовал: как сговорившись, один за другим пьяницы врывались во время богослужения в зал, учиняли дебош, разгоняя слушателей. Перед хозяином чайной встал выбор: или отдать помещение баптистам, или пьяницам для разгула. Посчитав, что пьяницам отдать намного выгоднее, он объявил это решение верующим.

Петр Никитович, рассуждая с общиной об острой нужде в помещении, сказал, что молитвенный дом должен принадлежать церкви полностью. Решили об этом деле прилежно молиться. К общей печали добавилось еще и то, что семья Власовых неожиданно для всех объявила, что они дом продали и переезжают в Москву на постоянное жительство.

Для Павлика это была первая детская трагедия: любимое, самое дорогое существо, к кому так привязалось его детское сердечко — Надя — покидает его. Он так не печалился о смерти своего братишки, как о разлуке с Надей. Отъезд Власовых был очень торопливым и печальным. Павлушка от обиды, глядя на Надю, подумал в скорбящем своем сердечке: «Бог накажет ее за то, что она из-за жениха бросает свою общину». Такие мысли у него были не без основания. Засыпая на печке, Павлушка слышал, как Луша шепотом передала мужу, что Вера и Надя у Власовых на выданье, что женихов в Н-ской общине нет, а в Москве нашлись, как только они появились там гостями. Поэтому Власовы и решили уехать.

Второй учебный год у Павлика начался с гонений: в классе узнали, что он постоянно посещает богослужения, и пользовались всяким удобным случаем, чтобы поднять на смех его веру в Бога. Больше всего Павлику доставалось от одного мальчика, который многих избивал до крови. Его фамилию он запомнил на всю жизнь — Смирнов. Родители устали то и дело покупать ему обувь и одежду. Поэтому отец сделал ему на обувь жестяные галоши, которыми Смирнов наносил жестокие удары. Павлик часто плакал от него и даже в молитвах жаловался Богу. Но однажды со Смирновым случилось большое несчастье.

В первые зимние дни, когда снег плотно лег на землю и дороги по городу огласились шумом юных конькобежцев, мальчишек можно было увидеть около всякого вида транспорта. Они прицеплялись к легковым и грузовым автомобилям, которые впервые стали появляться на улицах города. В одиночку прицеплялись к злым извозчикам и цепочками, по восемь-десять человек, — к добрым, залихватски отцеплялись на самом быстром ходу, сваливаясь в кучу-малу. Но страшнее всего было, когда они прицеплялись к последнему железнодорожному вагону проходящих через город поездов. Один из таких поездов заметил Павлушка, сидя на салазках перед крутояром. Большой ватагой прицепились мальчишки к последнему вагону, сверкая коньками. Сорванцу Смирнову не осталось места, и он на ходу поезда, перехватываясь руками за других мальчишек, перебрался сбоку вагона до самой его середины. Поезд заметно