Григорий Коновалов - Вчера

- На первый раз хватит прохлаждаться. Завтра подольше покупаешься.

Настя сняла с себя ботинки и почти силой обула меня в них. До барака шла босиком, ругалась. Я молчал.

С каждым днем наша жизнь становилась все разобщеннее и скучнее. Алдоня хворал. Грустно смотрели на нас выцветающие глаза его, и видно было, что хочется ему завести душевный разговор...

Настя поставила на стол чугунок вареной картошки, обрывисто позвала нас к обеду. Алдоня, будто чужой, присел с краю стола. Руки его тряслись. Молча и угрюмо проходил наш обед. А ведь, бывало, радовались, встречаясь после работы за столом. Настя становилась все раздраженнее. Не знаю, как старику, а мне была известна причина ее раздражения. Однажды я нечаянно увидел.

как Настя, просяще заглядывая снизу вверх в телячьи глаза молодого конюха Семена Игнатова, упрекала его:

- Как же я буду жить-то? Совести в тебе нет, сироту обманываешь.

Засунув руки за фартук, он отвечал лениво:

- Больно уж доверчива, как кошка. Проучить тебя подо чтобы другой раз пе верила людям.

- Не Пленишься - утоплюсь.

- Куда торопиться? Успею, надену хомут на шею себе. А не захочу топись, жалко, что ль.

Я презирал Настю именно за то, что обманул ее этот глупый и вздорный человек. Несчастной представлялась она мне сейчас. В слове "брошенная" было что-то унизительное, бессильное и отталкивающее. Плакать бы ей надо, а она еще злится на старика и на меня. Теперь чужим казалось мне ее выточенное, прежде такое милое лицо. Я знал, что Настя справедлива со мной и даже по-своему любит меня, как сестра меньшого брата. Но эта-то справедливость и эта любовь вызывали во мне глухой протест.

Я не знал, чего искал в людях, но только все известное мне. старое в них я ненавидел...

За окном в запущенном саду послышался свист.

Я вздрогнул: давно ждал этого очень важного для меня условного знака. Воровато оглядываясь на лежавшего на деревянных козлах Алдоню, я снял со стены клетку со снегирем и вышел из комнаты. В саду, в тени старого тополя, покуривал Миша Дежнев. Вот уже три месяца, как оп приехал на каникулы и покорил меня своим умом и знаниями. Не было в моей жизни человека, которого бы я так беззаветно любил и которому бы так безоглядно верил.

- Если тебе жалко птицу, то все можно отложить, - сказал он, с усмешкой глядя в мои глаза.

Я любил снегиря, прпручил его к себе: выпущу из клетки - он полетит на волю, потом сядет на мою голову.

выбирая клювом пшено из кудрей.

- Берн, чего там, - сказал я Мише. - Только перед дедом стыдно: врать придется.

, - Эх ты! Дипломатом надо быть. Голая правда никому не нужна. Жить при ней людям нельзя. Правда нужна маленькая, а большая только портит людям жизнь.

- А какая большая правда?

- Все живое смертно. Вечного нет ничего. Ну, а зачем эта большая правда? Тоска от нее у людей. Эх, Андрюша, с тобой говорить надо с опаской: уж больно ты словам веришь. Пойми: словами человек форсит, а живет совсем иначе.

Мы пересекли сад и вышли к большому дому, в котором жили заведующий совхозом и главный бухгалтер, отчим Миши Дежнева. Двери квартиры открыла полная черноволосая холеная женщина в белой кофте и серой юбке.

Это была красивая женщина с черным пушком на верхней губе. И мне казалось непростительной вольностью то, кок Миша, потершись щекой о ее сдобную белую руку, сказал уж слишком развязно:

- Мамочка сегодня хороша! - Затем поднял палец и с непонятной значительностью произнес: - Мамуля, вот этот друг подарил мне птицу!

Недоверчиво щупая мои волосы, она заговорила неожиданно баском:

- Это настоящие? Каной каракуль! Мишук. - обратилась она к сыну, сейчас решается твоя судьба. Не уходи, возможно, будешь нужен.

Дверь комнаты налево открылась, и я увидел бухгалтера - длинного нескладного человека в просторном рыжем пиджаке.

- Важно не помешать Мише, пусть школу кончит.

Грамотные нужны любой власти, - сказал он другому человеку, толстому, красному, в рубахе белого льняного полотна. Тот, сердито сопя мясистым носом, упираясь в бухгалтера тяжелым псподлобным взглядом, проворчал:

- Нет уж, я сам позабочусь о Мише. Школьной мудрости хватит с него! Пусть идет на сцену. В конце концов, я ему родной отец! Женя, иди сюда, иди сюда! - крикнул он женщине, и когда та вошла в комнату, оп резко захлопнул дверь.

- Это мои папаши, - с улыбкой сказал Миша, - вернее, один из них отчим, это бухгалтер. Родной не может лань с нами. Он талант и мама талант, а жить в одной семье двум талантам - гибель. Хватит того, что мамуля пожертвовала собой ради меня. Могла бы на первых ролях петь, по сейчас не до искусства. И все-таки я буду артистом и уеду за границу. Знаешь, Андрюшка, смотрю я на тебя, и мне как-то странно все: имя мое может загреметь на весь мир, а ты так и не узнаешь об этом. Ну кем ты будешь тут?

- Не знаю, наверное, механиком, - ответил я, любуясь Мишей. Глаза его горели, лицо бледнело.

- Ну, механик, пойдем к Лидии, она, кажется, на реке.

К крыльцу подъехал верхом на поджаром рыжем жеребце Кронид Титыч в своей обшарпанной: кожаной куртке, в плоской, блином, кепке. Спешившись и привязав к перилам коня, он плетью сбил пыль с сапог, впрнщурку посмотрел на нас умными сердитыми глазами.

- Ручьев, когда придешь жить ко мне? Не торопись с ответом, все равно придешь, - сказал Кронид самоуверенно. И тут же с плутоватой почтительностью к Мише: - Погуляй до страды, а там за дело. У меня не заскучаете.

Ха-ха-ха!

И он ушел в дом, тяжко топая по ступенькам толстыми ногами.

- Знаешь его? - спросил меня Миша.

- Знаю малость.

- Сила! Уговаривает меня жениться на его племяннице и отдает в приданое все хозяйство. Советует вступить в комсомол. Может быть, я и не пойду на сцену.

Лиду нашли на берегу - сидела с удочкой, но больше глядела в книгу, чем на поплавок.

- Позову ее на лодку, и мы с тобой квиты, - сказал Миша. - Не понимаю, что хорошего нашел в ней? У нее хилая шея и кривые ноги.

- Она умная и добрая.

Я сел за весла, зная заранее, что Миша не уступит руля. На средней банке, обхватив руками колени, сидела Лида в голубом платье. Косынка обтягивала ее голову, четко окаймляла тонкое темнобровое лицо. Лпда все время говорила со мной, почти не глядя на Мишу.

- Лпда, ты знаешь: Андрюшка считает тебя сказочной царевной, - сказал Мнша, пересаживаясь с боку на бок, креня лодку. - Он часто видит тебя во сне.

- Не вертись! - бросил я, налегая на весла.

- Лида, - не унимался Миша, - посмотри: ведь здорово Андрюшка похож на девочку, а?

Лида ласково, примиряюще улыбнулась.

- Вы повздорили, что ли, ребята?

- Нет, ты посмотри, Лнда, у него и нос девичий, и голова кудрявая, как у девочки.

- Слышишь, герои, давай прыгнем в речку и поплывем к берегу, а?