Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

надо было это сделать тайно. Не без боли в сердце, с сердечным желанием, чтобы и они пришли в ограду Православной Церкви, с некоторым как бы смущением совести, хотя и делалось святое и спасительное дело, мы вынуждены были что-то родителям сказать, найти какой-то предлог, чтобы переночевать нам у отца Сергия. Накануне мы были, конечно, у всенощной. Часа в четыре утра мы встали и умылись, и в пятом часу утра мы уже шли по улицам. В моей памяти сохранилось, как мы шли по тротуару вверх от Варварской площади (площадь Ногина) вдоль Лубянского сквера к Маросейке. Был мокрый снег, под ногами сочившаяся из-под снежного покрова вода. Было еще темно: освещение давали газовые уличные фонари. С тех пор для меня мерилом поздне-осенней погоды ноября-декабря всегда является картина вот этого раннего вселенского утра. Восемнадцатью годами позже такая же погода была в лагерях «Беломорско-Балтийского канала» (ББК) на берегу Онежского озера, когда я под вечер перед памятью св. Александра Невского 23 ноября/6 декабря 1939 года пел про себя на память всенощную, шагая по двору камендантского лагеря «Пяльма».

Пришли мы в церковь Николы-Клённики на Маросейке — моя духовная колыбель, в которой мы с товарищами впервые увидали протоиерея-старца, из которой мы поехали в Оптину и в которой мне и моему сотоварищу Володе Бриллингу надлежало быть принятыми в лоно Святой Православной Церкви. Еще никого не было из молящихся. Было несколько человек из обслуживающих. Чин присоединения совершал тот же наш отец Сергий Дурылин. Приняли миропомазание. По окончании чина — в это время собирались и молящиеся — начались часы в малом (левом «Никольском») приделе, где мы и стояли недалеко от входа при совершении чина присоединения, а теперь мы взошли на солею, нам дали в руки по свече. Так мы отстояли на солее раннюю литургию, держа зажженные свечи, за которою и причастились Святых Христовых Тайн. Так Пресвятая Богородица явила Себя воистину «Скоропослушницею» и через три месяца после Оптиной устроила присоединение к Церкви. С тех пор прошло пятьдесят лет. Так и еще многажды Господь дарует просимое и более того, если это во благо и спасительно. Так Господь устроил мне и просимое во время пребывания моего в лагерях (1937–1947), а просил я, если угодно это Богу, даровать мне послужить в Церкви священником в какой-нибудь захолустной деревушке, хотя год-два. И вот по прошествии некоторого периода испытаний в 6–7 лет работы по водохозяйственному строительству в колхозах и после отшествия исстрадавшейся жены Анны даровал мне Господь священство не в деревушке, а в селах и городах, не год-два, а пока 18 с половиною лет с присоединением наград и протоиерейства. (Эти строки написаны в июне 1972 года.)

Но помолитесь, верующие читатели моих записок, помолитесь, чтобы эти дары — Православие и Священство — не явились осуждением моего нерадения и душевной холодности… Дары велики, но плоды малы…

Теперь, по принятии Православия, мы все чаще стали посещать храм, не оставляя, впрочем, и Боголюбской часовни, где мы за всенощными принимали участие в пении и чтении, а также предносили свечи. Перед глазами моими стоит тихая и скромная, задумчивая сутуловатая фигура небольшого роста отца Сергия Дурылина. Стоя у аналоя посреди часовни, отец Сергий, как всегда, направит взор свой вниз, как бы рассматривая что-либо или читая, от времени до времени произнося положенные возгласы, не поднимая глаз или почти не поднимая головы. Запомнилась одна деталь: иногда стоя во время монотонного чтения шестопсалмия или кафизм, он почувствует позыв к зевоте. Не закрывая, как обычно, по-светски уста, он, однако, перекрестит рот. Это запомнилось, и я стал делать то же самое во время службы, так иногда и в домашней обстановке. Так проходила зима.

1921–1922 годы. Большие праздники мы проводили большей частью в маросейском храме, где пока мы стояли посреди народа. <…>

Наступило лето. Приближался большой праздник чтимой иконы Боголюбской Божией Матери. В те годы безбожие и новые веяния в школьном воспитании почти не коснулись больших масс народа. Ко всенощной под праздник Боголюбской — 18 июня ст. ст. (1 июля нового стиля) собралась огромная толпа народа, заполнившая место вокруг часовни и распространившаяся вдоль Китайской стены по бульвару к югу вплоть до набережной Москвы-реки. Мы были в стихарях. Во время полиелея отец Сергий пошел кадить по всей часовне, при этом мне пришлось, как это обычно делает диакон, нести впереди большую свечу. Далее мы с отцом Сергием вышли на улицу и стали обходить образовавшуюся длиннейшую очередь-толпу молящихся по бульвару до самого его конца. Отец Сергий кадил народу, я также кланялся в сторону народа, народ отвечал на каждение поклонами. «Пропустите отца диакона! Посторонитесь — отец диакон!..» — слышалось в народе. Можно себе представить, как это подняло мое настроение, я был счастлив… Эта радость продолжалась недолго: через несколько дней после праздника отца Сергия арестовали и вскоре сослали, кажется, на Урал. Его сопровождала верная его духовная дочь, простая девушка Ирина, прислуживавшая ему и отцу Петру. Теперь она не побоялась бросить все и последовать за ним, помогая и служа ему. Как все же много таких замечательных женщин и девушек, отдающих жертвенно свое служение, свои личные дела, свою молодость человеку, в котором они видят возвышенную и одаренную личность, наставника, учителя, отца! Это прекрасный женский тип «Марии Магдалины», «жен-мироносиц», тип сестер милосердия.

Итак, отец Сергий пребывал в ссылке. Точного места, обстоятельств и условий я не знаю, отчасти и забыл. Знаю только, что проходили годы. Постепенно отцу Сергию удалось использовать свои знания и авторитет ученого филолога, он стал работать в научных и учебных заведениях. По всей вероятности, служить священником ему более не пришлось. Несколько лет тому назад попала ко мне в руки вырезка из какого-то журнала: портрет отца Сергия Дурылина, уже пожилого, пополневшего, посолидневшего и все же сохранившего основные черты лица, и, главное, очки для близорукого. Под портретом написано: «Доктор филологических наук, профессор С. Н. Дурылин (1877–1954)». Вечная память дорогому нашему руководителю на путях Православия отцу Сергию! <…>

Пришвина Валерия Дмитриевна[189]

Пришвина Валерия Дмитриевна (Лиорко; 1899–1979) — секретарь, затем жена М. М. Пришвина. Публикатор первого издания дневников Пришвина (сокращенных). Автор книги «Невидимый град», в которой описала свою нелегкую жизнь в годы становления советской власти, арест, путь к Богу, встречи с великими современниками: церковным просветителем М. А. Новоселовым, философами Н. А. Бердяевым и И. А. Ильиным, поэтом Н. А. Клюевым (в сибирской ссылке) и др. С Дурылиным она познакомилась у Новоселова.

И теперь, когда я мысленно возвращаюсь к