Василий Ардаматский - Две дороги

— Ну вот видите? — продолжал князь. — Я же знал, кого и к кому веду. А Николай Михайлович занят потрясающе интересной работой, он разработал теорию о том, что большевики в России неизбежно подорвут сами себя. Ведь так, Николай Михайлович?

— Похоже, — снисходительно улыбнулся Андреевский.

Он действительно оказался добрейшим человеком, предложил Дружиловскому сотрудничать в его бюро, подарил ему свой совсем еще хороший костюм.

Андреевский доказывал неминуемую гибель большевизма в России с помощью газетных вырезок, в которых говорилось о всяких неполадках в советской жизни. Вырезки переводились на немецкий и французский языки и в копиях рассылались правительствам, политическим деятелям европейских стран и редакциям газет.

Дружиловский помогал делать вырезки и вести картотеку, работа ему нравилась, снова казалось, что он занимается настоящей политикой. Спал он на газетах в той же комнате, где они работали, но он был счастлив, что вырвался из ночлежки...

«Случившееся со мной в Польше вы уже знаете, но все хорошо, что хорошо кончается. Спасибо за предупреждение, я и сам понимаю, что, находясь здесь, мне нужно остерегаться поляков. Однако эта ситуация не так уже тревожна — в конце концов, они, не имея против меня своих данных, поверили мне и просто выслали меня, а то, что будет здесь моим прикрытием, только подтвердит мое алиби. Так что, не стоит ли мне при необходимости пойти на сближение и с ними?

Продолжаю ориентироваться. Здесь оказался мой давний знакомый по Белграду, морской офицер Павлов, который возглавляет какое-то объединение русских офицеров. Встретил он меня очень дружелюбно. Зовет работать с ним, но я пока держусь пассивно и даю ему понять, что могу устроиться где-то еще. Когда я спросил, не лучше ли мне обосноваться в Париже, он сказал: «Неужели вы не понимаете, что Германия сейчас единственный удобный плацдарм для политической борьбы во всемирном масштабе?» И далее: «Именно здесь сейчас концентрируются самые активные политические силы Европы и даже Америки, и именно здесь сейчас заквашивается будущее Европы с нашей с вами России». В порядке примера рассказал, что он знаком с каким-то поляком, который занимается здесь ни более ни менее как вовлечением Америки в войну против Советского Союза. Павлов убежден, что все решается здесь, а не в прогнившем Париже, где собрался весь балласт России. Любопытно, что Павлов брезгливо относится к деятельности в Германии иностранных разведок, но все же считает это частью общеполитической борьбы, в которой себе он отводит некую более возвышенную роль.

Организация, которой руководит Павлов, называется «Братство белого креста». В нее входят офицеры главным образом аристократического происхождения. Политическая программа братства пока мне не совсем ясна, но в главном она, конечно, контрреволюционная. Это только одно из русских объединений, имеющихся в Берлине.

Снял комнату со столом в немецкой интеллигентной семье. Отец погиб на фронте во Франции, отсюда в семье ненависть ко всему французскому. До войны отец работал директором гимназии, был призван только в шестнадцатом году. Остались мать, двое сыновей — 18 и 16 лет, сестра матери — врач, ее муж — чиновник городского магистрата, социал-демократ. Я для них офицер царской армии, эмигрант. Раньше семья жила неплохо. Сейчас победнее, особенно в смысле питания. Но когда говорят о Версале, клянут Францию не за то, что стали жить хуже, а за то, что у Германии отнято право быть великой державой. О своих левых говорят, — «они не немцы» и добавляют — «вы, как никто, убедились, что красные могут погубить государство». В ближайшие дни даю Павлову согласие работ ать в его братстве...

Резолюция на донесении:

Сообщить Кейту, что его работа одобряется.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В канун нового, 1923 года газета немецких коммунистов «Роте фане» писала: «Изголодавшиеся господа социал-демократы призвали на помощь... мистику. Прожитое десятилетие они назвали временем непрерывных ударов судьбы. На самом деле мы пережили десятилетие непрерывных предательств нации магнатами Рура и их политическими лакеями, и прежде всего их самыми верными слугами, господами социал-демократами, так что мистическая судьба на сей раз имеет имена и фамилии широко и печально известных лиц и их столь же реальные грязные и кровавые действия с двумя, также весьма конкретными целями: обогащение капиталистов и порабощение нации».

Действительно, за это десятилетие Германия пережила столько, сколько не выпадало ей за всю предыдущую историю.

Война.

Поражение.

Крушение империи.

Революция и ее кровавое подавление.

Версальский мир, отнявший статус великой державы.

Раппальский договор — Советская Россия установила дипломатические отношения с Германией. Страна коммунистов (единственная) признала за Германией право на самостоятельную государственность и отказалась от репараций, которые Германия должна была выплатить ей по Версальскому договору.

Коммунистические рабочие правительства в Саксонии и Тюрингии. Их разгром.

Вооруженное восстание рабочих в Гамбурге под руководством Тельмана.

Фашистский путч в Мюнхене. Появление Гитлера. Провал путча.

«План Дауэса» — сговор англо-американских капиталистов с немецкими о полном подчинении германской экономики иностранному капиталу...

Таков неполный перечень событий, потрясавших в это десятилетие страну прославленного порядка и организованности. По выражению немецкого писателя Эриха Ремарка, немцы в двадцатые годы чувствовали себя пассажирами поезда, который мчится в никуда.

Однако политики Германии прекрасно знали, куда мчится немецкий поезд. Это знали лидеры социал-демократии, которые за истекшее десятилетие продали все, что только могли, и прежде всего свои души и совесть. В. И. Ленин писал тогда:

«...пока немецкие рабочие терпят у власти предателей социализма, негодяев и лакеев буржуазии, Шейдеманов и всю их партию, до тех пор о спасении немецкого народа не может быть и речи». А президент Америки Вильсон по случаю успешного потопления революции в крови прислал сердечное поздравление социал-предателю Эберту. Словом, продажные немецкие политиканы точно знали, кому нужно кланяться и куда они ведут немецкий поезд.

Уинстон Черчилль был доволен происходящим в Германии. На вопрос журналиста, не становится ли Германия снова «тревожным местом планеты», он ответил, что очаг тревоги находится вовсе не в Германии. И хотя он не нашел нужным пояснить, где же находится этот очаг, всем было ясно, что речь шла о первом в мире Советском государстве, которое к этому времени выбросило интервентов, победно завершило гражданскую войну и принялось энергично строить свою экономику.