Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

капитана 1-го уланского полка Бро (ставшего потом полковником и командиром этого полка) с неизвестным донским казаком. «В одной из наших атак на казаков капитан Бро… уже думал уложить одного из них, взяв его с левой стороны, причем казак держал пику «вперед направо», – писал в своих воспоминаниях де Брак, – но вдруг, приподнявшись на стременах, казак быстро сделал «кругом отбей», и сбросил капитана на землю; его лошадь была взята, да и он бы подвергся той же участи, если б не смелая атака эскадронного командира Гюло, командовавшего тогда 7-м конно-егерским полком. Я присутствовал при перевязке капитана; плечо его было рассечено, как сабельным ударом[316]. Мне случалось видеть старых казаков, атакованных нашими кавалеристами с коротким оружием, которые, остановившись против них, хладнокровно выжидали нападения, держа конец пики не прямо, так как при решительной атаке он мог быть отбит и тогда они погибли, а «вперед направо»; затем отразив атаку отбивом налево и отводя этим движением атакующего, сами увертывались налево и могли, в свою очередь, напасть на врага с левой его стороны»[317].

Казаки Платова удивили противника тем, что, по свидетельству прусского майора Бота, «атаковали неприятельскую конницу совокупными силами и сжатыми рядами»[318]. Удивительным здесь является то, что казаки, которые, как считалось, не знали и не применяли сплоченного строя, считавшегося главным оружием регулярной кавалерии, применили его при Прейсиш-Эйлау. Еще одной неприятной неожиданностью для французов было то, что казаки Платова атаковали, и довольно успешно, их пехотные колонны. В рапорте Беннигсену Платов писал по этому поводу: «Полки Грекова 18-го и Ефремова 3-го первыми открыли сражение, атаковав пехотный полк, приблизившийся к русским позициям на ружейный выстрел. Пехоту они загнали в лес, а сопровождавшую кавалерию отогнали за батареи. В плен было взято до 30 человек. В три часа пополудни четыре полка – Иловайского 9-го, Грекова 18-го, Ефремова 3-го и Папузина – атаковали пехотную колонну из 1000 человек и гнали ее две версты, взяв в плен до 260 человек. После этого они атаковали вторую колонну, пленив на этот раз до 50 человек»[319].

В возможность успешных атак казаков на пехотные колонны французов не верили некоторые генералы и в русской армии. Возмущенный этим неверием, Платов в письме графу Х. А. Ливену отмечал: «…Я ссылаюсь на главнокомандующего и на всех в тот день, что я сражался и две колонны пехотные вырезал, а оставшихся в плен взял и доставил, пленные лучше скажут, кто сказанные колонны резал и какое войско, маршала Нея адъютант или штата его офицер, которого я чрез несколько дней уже полонил, тоже подтвердит, ибо сказанные колонны были их корпуса»[320].

Обе стороны считали себя победителями в этом сражении, оба полководца известили об этом свои страны и правительства победными реляциями. Император Александр I по этому поводу учредил наградной золотой крест, по статусу приравненный к орденам Российской империи, с надписью «Победителю при Прейсиш-Эйлау. 27 генв. 1807 г.». Им награждались участники сражения – офицеры и генералы – представленные к орденами Святого Георгия 4-й степени и Святого Владимира 4-й степени, но по различным причинам не получившие их[321]. Под впечатлением героизма русских солдат при Прейсиш-Эйлау император Александр Первый 13 февраля 1807 года учредил самую известную в дальнейшем награду – знак отличия Военного ордена, которой награждались за личное мужество на поле боя солдаты и унтер-офицеры русской армии. Награжденные этим знаком получали прибавку в треть жалованья и их нельзя было подвергать телесным наказаниям.

Русский главнокомандующий Беннигсен сохранил после сражения боеспособную армию, и военные действия продолжались. Наполеон, простояв на поле битвы десять дней, начал отступление в противоположном направлении. Казаки, бросившись в погоню, «кроме множества убитых, в плен взяли у неприятеля более тысячи человек»[322]. Полководческое искусство донского атамана Платова в этой битве было отмечено орденом Александра Невского с алмазами[323]. Награды получили большинство полковых командиров из корпуса Платова: подполковник Малахов 1-й – орден Святой Анны 2-й степени, подполковник Андронов 1-й, войсковые старшины Греков 18-й, Ефремов 3-й, Попов 5-й и Киселев 2-й – орден Святого Владимира 4-й степени с бантом[324].

После сражения при Прейсиш-Эйлау началась затяжная борьба, которую так не любил Наполеон. Арман де Коленкур, оценивая в своих мемуарах итоги четырехмесячной борьбы французов с русскими, сокрушался, что Наполеон не сумел добиться победного результата в короткий срок. «И господь знает, когда мы их настигнем!» – с горечью писал Коленкур[325].

А настигнуть русскую армию французам активно мешали казаки корпуса Платова. В почти беспрерывных боях атаман наносил ощутимые уколы раздраженным французам. Восьмого февраля у Ландсберга казаки Платова захватили в плен около четырехсот французов, отбив при этом двести пленных соотечественников. На следующий день у селения Древенц казаки прибавили к захваченным пленным еще около двухсот солдат и офицеров противника[326].

Не достигнув решающего успеха в генеральном сражении, Наполеон, решил отступить и, дождавшись весны, начать активные военные действия с тем, чтобы в одном-двух больших сражениях решить исход войны в свою пользу, как это ему практически всегда удавалось. «…Возможно я перейду на левый берег Вислы, чтобы в спокойных зимних квартирах находиться в безопасности от казаков и партизанских отрядов», – писал Наполеон своему гофмаршалу Дюроку[327]. Однако, узнав об отступлении армии Беннигсена в сторону Кенигсберга, Наполеон приказал кавалерии Мюрата преследовать русских.

Платов 28 января получил приказ главнокомандующего «днем и ночью тревожить неприятельские казаками аванпосты везде, где только к этому представится возможность». И с этого момента схватки казаков с напиравшими французами следовали практически ежедневно. «28-го, 29-го и 30 числа генваря, когда армия наша следовала к стороне Кенигсберга, – писал Платов в рапорте Беннигсену, – я с… полками, будучи в аръергарде, везде, где только неприятель покушался сделать на нас нападение, отражал оного с чувствительнейшим ему уроном и захватил в плен более двухсот человек, в том числе офицеров два. 31-го числа генваря вытянуты все полки впереди аванграрда, расстоянием на четыре мили для содержания пикетов, а в ночное время по всем местам, где только был против нас неприятель, тревожили его беспрестанно, заставляя быть в ружье и не допуская фуражировать по селениям. Того же 31-го числа отряженная из полков Андронова и Сысоева партия в двухстах человеках, полка Андронова при хорунжем Кочеткове, напав близ селения Будбуждорфа[328] на неприятельский эскадрон, разбила его и взяла в плен четырех рядовых»[329].

31 января произошел удивительный, и единственный, случай братания донельзя уставших французов и донских казаков. Это было бы