Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин

class="p">Последовал звонок на студию от секретарши министра культуры. Оказалось, несмотря на то, что я — классик, министр оштрафовал меня на 200 тысяч рублей.

Вся беда заключалась в том, что у студии на счету таких денег уже не было. Что делать? Я позвонил сыну, пожаловался. Он мне говорит:

— А можно я эту историю выложу в Интернете?

— Конечно, Паша! Мы же — клан.

Сын вечером выложил все в социальных сетях, а за ночь с помощью краудфандинговой платформы было собрано 600 тысяч рублей.

Для меня это был как камень с души. Как я благодарен по сей день этим добрым и незнакомым мне людям!

Я отправил штраф в министерство, не сопроводив его любезным пожеланием в адрес Мединского.

Его, кстати, вскоре заменили на Ольгу Любимову.

Магия кино

Она необходима, она — основополагающая.

Вначале ты заманиваешь зрителя первым титром — названием будущего фильма. Потом, с нуля, толкаешь тележку сюжета и двигаешься вверх, не давая зрителю надежду на разгадку финала. И только в конце, когда ты дотолкал свою телегу до самого верха, у зрителя появляется шанс взлететь вместе с тобою в облака или низвергнуться вниз и «слезу пролить над ранней урной», если ты задумал трагический финал.

В любом случае зритель должен быть у тебя на крючке и ты, как опытный рыбак, ведешь его и не даешь ему сорваться до финальных титров. Если финал открытый, зритель должен задуматься после сеанса, а потом у себя дома.

Это возможно только при одном условии: если в фильме есть магия.

Я вспомнил один эпизод из своей жизни. Я смотрел по телевизору фильм Александра Сокурова. Начало пропустил, поэтому названия не знаю. Помню, в кадре был очень суровый зимний пейзаж, на переднем плане стояло орудие, накрытое брезентом. Ветер долго трепал брезент, а снег порывами его накрывал. Это было долго. Очень долго. Настолько долго, что захотелось попить чаю. Я заварил себе чай, попил и вернулся к телевизору. Меня беспокоило, не пропустил ли я чего. Нет! В кадре по-прежнему ветер трепал брезент, а снег сыпал, как и прежде. Зря я, обжигаясь, торопился пить чай. «Ничто не изменилось в городском саду…» А Сокуров в этот момент потерял меня как зрителя.

Зритель я легковерный и благодарный. Обожаю магию фильмов Ингмара Бергмана, Альфреда Хичкока, Антониони и, конечно, Федерико Феллини.

В 1987 году мне посчастливилось быть на международном кинофестивале в Москве, куда приехал Федерико Феллини с Джульеттой Мазиной. Элем Климов подвел меня к Феллини и представил.

И вот я пожал ему руку. Потом поцеловал руку Джульетте Мазине. Спасибо Элему.

Возвращаясь к выбранной теме. Когда — в который раз! — смотрю фильм Григория Чухрая «Сорок первый» и всегда надеюсь, что эта безграмотная дура Марютка промахнется, и останется жить такой красивый и интеллигентный поручик Говоруха-Отрок.

Смотрю в тысячный раз «Римские каникулы». Магия фильма такова, что, когда герой Грегори Пека покидает дворец, расставшись навсегда с героиней Одри Хепберн, я каждый раз надеюсь, что она, срывая с головы корону, побежит за ним, сбросив туфли, босая, и заорет: «Да провались оно пропадом, это королевство!»

А «Три тополя на Плющихе»! Как Татьяна Лиознова сумела довести меня до ужаса, когда Татьяна Доронина искала и не нашла ключ от двери, когда сорвалось ожидаемое ею и мною свидание с героем Олега Ефремова! Все бы пошло по-другому. Может быть, даже МХАТ не развалился…

А сцена в душе у Альфреда Хичкока, которая потом разошлась на цитаты! Я, зритель, знаю, что будет дальше, а будущая жертва не знает и спокойно полощется. Кто может быть беззащитней голого человека? Гениально не только придумано, но и потрясающе снято. Медленно, чтобы помотать зрителю нервы. И в этом магия!

Достоинство немногих перечисленных мною картин, а их гораздо больше, в том, что они не оставили меня равнодушным, их режиссеры растили мою душу, которая переживала, страдала и сочувствовала героям.

Я благодарен этим титанам за то, что, познавая их фильмы, я познавал мир и познавал себя в этом мире. Они меня учили любить и ненавидеть.

Куда нам плыть?

После премьеры фильма «Три мелодии» ко мне подошли два моих друга.

Вадим Абдрашитов похвалил первый сюжет о пофигизме. Оно и понятно, так как Вадиму во все времена была близка социальная тема.

Они вдвоем с Александром Миндадзе много лет искали и находили болевые точки России и шарашили по этим целям из всех стволов.

Иногда напрямую, иногда иносказательно, впадая в мистику. Много лет они были верны себе и выбранной теме.

Последние годы Вадим ничего не снимал, и их тандем распался. Их ниша так и осталась никем не востребована долгие годы. Потом пришли в кинематограф Андрей Звягинцев, мой сын Павел Бардин, Юрий Быков, но в силу политической ситуации у нас в стране это направление стало практически невозможным.

Так вот, если Вадиму Абдрашитову был ближе первый сюжет, то писателю и философу Виктору Шендеровичу (признан Минюстом РФ иноагентом. — Прим. ред.) оказался по душе последний — «Рондо». О смысле жизни. Мне и самому больше всего нравится «Рондо».

Почему я об этом заговорил? Потому что мне предстояло выбрать для себя свое направление. Куда мне плыть?

В анимации социальную тему освещал в своих фильмах Федор Хитрук. Чем был мне очень близок.

Пытался что-то продолжить Владимир Тарасов, но это было, во-первых, не очень талантливо. А во-вторых, с кондовых советских позиций.

Я, накопив свой опыт, сняв «Конфликт», «Выкрутасы», «Брэк!», поневоле тяготел к теме социальной.

Но насиловать себя не стал, а доверился подсознанию. А вдруг кривая жизни выведет меня на какой-то сюжет, который потребует своего воплощения?

Так и произошло. Я заканчивал снимать «Три мелодии», и вдруг меня накрыла с головой гениальная музыка Бетховена. А именно — аллегретто из Седьмой симфонии. Для меня это стало каким-то наваждением. Я еще снимал «Три мелодии», а в голове, как метроном, звучала совершенно другая музыка. Я просыпался с этой музыкой и засыпал с нею. Что это было? Знак свыше? Но я ведь не верю!

Подобная шизофрения продолжалась месяца два, и вот однажды, проснувшись, я понял, о чем я буду снимать следующий фильм. О том, что мне дороже всего в жизни. О свободе! О вольности! Именно так любил свободу называть Пушкин.

И я успокоился. Вернее, не успокоился, а начал выстраивать мысленно будущий фильм по законам драматургии.

Для себя выработал систему построения сюжета, которой с вами поделюсь. А вдруг пригодится?

Итак,