И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

подарок том переписки историка Михаила Осиповича Гершензона с женой Марией Борисовной за почти тридцать лет – с 1895 по 1924 год, тщательно прокомментированный и составленный Александром Соболевым.

Объясню, кто есть кто.

Энциклопедии называют Михаила Гершензона несколько забытым словом – мыслитель. Но кроме того, историк культуры, публицист.

Для тех, кто знаком с историей общественной мысли в России, думаю достаточно сказать, что Мих. Гершензон был инициатором и автором предисловия к сборнику «Вехи», где напечатали статьи Н. Бердяев, С. Булгаков, С Франк, что Гершензон составил и выпустил шесть томов «Русских пропилеев», что Гершензон подготовил первое двухтомное издание Чаадаева, что круг его друзей – Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Михаил Кузмин, Лев Шестов…

Родился в Кишинёве в семье частного поверенного, который решил дать двум своим сыновьям достойное образование. Старший Абрам Гершензон учился в Киеве и стал врачом, многие годы проработавшим в Одессе.

Младший Михаил был отправлен в Берлин, чтоб стать инженером. Увы, желание отца не осуществилось. В Берлине он слушал лекции философов и историков, бросил институт, вернулся в Кишинёв, но добился разрешения учиться в Московском университете.

Среди сокурсников оказался ещё один выходец из Кишинёва Николай Гольденвейзер. Тоже из еврейской семьи, но принявшей православие. В их доме Гершензон познакомился с младшей сестрой Николая – Марией Борисовной. Общение, ухаживание, переписка, любовь… Но брак был невозможен. Законами царской России иудей не мог жениться на православной. Кто-то должен был отказаться от своей веры. Это свело бы в могилу родителей. И вот с 1904 года Михаил и Мария живут невенчанными. Дети записаны как незаконнорожденные девицей Марей Гольденвейзер. И так продолжалось до 1914 года, когда закон стал либеральней, Мария стала протестанткой, а им брак с иудеями был разрешен.

Написал об этом подробно, так как перипетии отношений – одна из тем переписки. А вообще письма нежные, трепетные, письма тонко чувствующих людей. Но, конечно, в них отразилась не только личная жизнь, но и волнения, размышления той среды, к которой принадлежали авторы.

Читал и думал – как потеряли мы навык эпистолярного жанра. Электронная почта, смски убивают живую плоть письма, запакованного в конверт, которого ждали неделями, днями, писали вдогонку, писали, не дождавшись ответа.

Кстати, с письмами Михаилп Гершензона я уже был знаком. Не с этими, с другими.

У меня в собрании есть книжка, вышедшая в «Алконосте» в 1921 году – «Переписка из двух углов» У неё два автора – Вячеслав Иванов, поэт, философ и Михаил Гершензон. Наконец-то они нашли время и место, как в старом анекдоте, чтоб обменяться письмами. Оба летом 1920 года попали в больницу в 3-ем Неопалимовском переулке Москвы.

Каковы были там условия, можно судить по письму Гершензона – Шестову: «Грязно, душно, тучи мух, ночью шаги в коридоре к уборной, на окне занавесок нет, матрац, как доска, и духота».

И тем не менее, увидев друг друга, сопалатники начинают беседовать, а потом Вяч. Иванов уговаривает – давайте обмениваться письмами, а вдруг получится книга. И получилась. Представьте – 1920 год, голод, террор, а больнице идёт спор о свободе и культуре…

Такие были времена. Такие были люди.

В томе писем, что я сейчас медленно читаю, мне интересны взаимоотношения людей Серебряного века. К примеру, я люблю прозу Андрея Белого. Читаю в письме Гершензона к жене, что он в поезд из Москвы в Одессу взял с собой роман Андрея Белого «Серебряный голубь».

«Очень хорошо» – пишет Михаил жене. О романе. А комментатор даёт ссылку на мемуары Белого: «Гершензона считаю крестным отцом романов моих».

Я уже написал слово – Одесса.

Так вот, одесская тема вновь таки любопытна мне в этой переписке.

Мать Гершензона, его брат жили в Одессе, летом иногда выезжали в Шабо, позднее на Фонтан, в Люстдорф. И как бы ни был загружен сын, он старался навестить родных, пообщаться с детьми брата. И всегда – а прозе и в стихах – отчеты о поездках в письмах.

Вот несколько примеров из писем 1910 года.

«Я взял с дороги морскую ванну и сейчас опять возьму вместе с мамашей (это я ее приучил), взял абонемент на 10 ванн. Значит ванна, потом выпью кофе и поеду в город, а мамаша в Люстдорф. У Бумы (домашнее имя брата, известного одесского детского врача, пропагандиста вскармливания детей грудью, создателя сети «Капля молока» – Е. Г.) славная белая дача и внутри уютно, и снаружи, представь, я застал акации в полном цвету, чудесный запах везде, до одурения, к сожалению, цвет уже начинает осыпаться, а его столько, что почти не видать зелени. Жарко, но не слишком… Допишу в городе, иду в ванны, роскошные ванны.»

Автор комментариев указывает, что морских ванн в городе было много. И это правда. Но я твёрдо могу сказать, что со Среднего Фонтана, конечно же, ходили в самые известные, действительно, роскошные ванны в Ванном переулке, на 10 станции Большого Фонтана. И мне ещё привелось бывать в них в пятидесятые – шестидесятые годы. Огромные, привезенные из Италии мраморные ванны…

Помните у Ильфа: «Когда все в Одессе разрушится, морские ванны по-прежнему будут сиять и переливаться светом. Одесситы любят морские ванны».

Не угадал классик. И ванны порушили. Хоть, казалось, а они-то кому мешали?

Вернусь к одесским аллюзиям Гершензона.

«Завтра здесь открывается громадная выставка Южного края, много интересного, а я в Москве и не знал».

Комментатор дает ссылку на статью Евы Красновой и Анатолия Дроздовского в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская» № 47. Действительно, подробнейший рассказ о павильонах выставки.

Через пару дней Михаил Осипович пишет жене, что везет с собой путеводитель по выставке, в который вложил силуэт брата, за несколько секунд сделанный на выставке.

Пишу эту страничку своего дневника, а в книжной полке у меня стоит силуэт, выполненный на выставке в Александровском парке, где запечатлен профиль профессора Цомакиона. Так что работы безымянного силуэтиста до сих пор живы и радуют глаз.

29 мая 1910 года Гершензон сообщает жене, что идёт в Городскую библиотеку, хочет посмотреть первую одесскую газету, что выходила на французском языке. И объясняет, что кроме Одессы её нигде нет, а там может что-то быть в связи с Пушкиным.

Пушкинские штудии Гершензона известны. Он автор книги «Мудрость Пушкина», правда, не знаю, помогла ли ему в работе одесская библиотека.

А вот фраза, поставившая меня в тупик – «Иду покушать к Петрококино».

Знаю один из лучших магазинов Одессы братьев Петрококино на Греческой, но ни ресторана, ни кафе, ни просто харчевни – не встречал.

И короткий вывод Гершензона 1910 года– «город элегантно