Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

нанимал ломовика, другой следил за ним, третий же служил курьером у того, который следил за ломовиком. Он давал знать товарищу, который нанимал ломовика, нужно ли ему встречать извозчика или нет. В таких случаях принимались еще и такие предосторожности: даже тогда, когда два товарища не замечали никакого замешательства на вокзале, по дороге менялся адрес, но это опять-таки был фиктивный адрес (в таких случаях давался просто адрес какого-нибудь двора, в котором имелись знакомые; очень часто мы пользовались таким двором на 1-й Мещанской, от Сухаревой с левой стороны, в угловом доме). Извозчика отпускали, и спустя некоторое время, если все было в порядке, литературу отправляли на склад, а оттуда по районам.

Иногда извозчика приглашали в жандармское управление на вокзале, после того как он предъявлял багажную квитанцию. В таком случае следивший за ним товарищ предупреждал, что извозчика встречать не надо, а сам наблюдал, что будет дальше. Нередко жандармы отпускали извозчика с товаром, а за ним снаряжали экспедицию из шпиков и жандармов, но вследствие вымышленного адреса, который давался извозчику, труды жандармов пропадали даром. Провалов литературы было несколько, но они проходили без ареста товарищей.

Я остановился подробно на организации связи нашей нелегальной типографии с «внешним миром» и на способах получения и распространения литературы потому, что многие коммунистические партии за границей впервые загнаны в подполье, и опыт, приобретенный нашей партией во времена царской власти, может быть весьма и весьма полезен для наших товарищей из других стран.

Занимаясь исключительно конспиративной работой, я не принимал участия в повседневной работе ячеек и районов Московской организации. Я имел дело и был связан исключительно с узким кругом руководящих товарищей из Московской организации и с секретарем Московского комитета. Только один раз я принял участие в московской партийной конференции, которая состоялась осенью 1906 г. в Высшем техническом училище, близ Немецкой улицы, теперь улица Баумана, на которой т. Мирон (Хинчук) делал доклад от имени ЦК РСДРП (меньшевистского в своем большинстве{123}). Конференция же состояла из большевиков. Только Пресня прислала нескольких меньшевиков. Дебаты были очень страстные, но бесполезные, ибо врага в сущности не было. Вся конференция, за исключением нескольких голосов, была против меньшевистского Центрального Комитета.

С секретарем МК т. Карповым, а позже с Марком (Любимовым) я встречался ежедневно на их явках. Если я почему-либо не мог явиться на явки МК, то в случае необходимости секретарь МК мог найти меня на явках, которые были у меня ежедневно. Очень часто МК только постановлял, какие листки и воззвания нужно выпускать; мне же нужно было реализовать эти постановления не только в смысле печатания их, но и в смысле раздобывания текста. Таким образом, я познакомился с М. Н. Покровским (он тогда жил на Долгоруковской ул.), доктором Канелем, и таким же образом я набрел на Сильвина — «Бродяга», которого я не видел с момента моего побега из киевской тюрьмы. Они и еще несколько товарищей (Лунц, И. И. Скворцов-Степанов{124} и др.) состояли в литературной и лекторской группе при МК, и многочисленные листовки, которые печатались тогда, вышли из-под их пера. Так как легальной прессы у МК не было, то листовки издавались по всем важным вопросам политики и экономики того времени.

В начале 1907 г. по соглашению или поручению МК Шкловский при участии членов литературной и лекторской группы при МК — т. Покровского и др. — стал издавать еженедельник «Истина»{125}, который был закрыт при выходе четвертого номера.

Был также быстро закрыт еженедельник, который стал выходить после закрытия «Истины» под другим названием, редактор его попал в ссылку. Насколько мне помнится, больше никаких попыток к изданию легального журнала тогда не было предпринято.

Работы было очень много, но внешние условия не благоприятствовали. Я приехал в Москву без паспорта и больше семи месяцев не мог найти себе подходящего вида на жительство. Мои друзья нанимали квартиру, которую приходилось менять чуть ли не каждый месяц только для того, чтобы я мог там жить непрописанным. Но это быстро обнаруживалось, несмотря на то, что мы всегда нанимали квартиры или в больших домах, или с парадным ходом без швейцара. За короткий период мы переменили четыре квартиры. Это заставляло меня пользоваться случайными ночевками по 3–4 раза в неделю. Много времени и усилий приходилось тратить на нахождение и таких ночевок. На некоторые ночевки приходилось являться в 8–9 часов вечера и не выходить из дому уже до утра. Конечно, книги или какие-либо документы таскать с собой было неудобно, и поэтому пропадало зря много времени.

Я организовал небольшой аппарат из учащейся молодежи (студентов и курсисток университета, Института инженеров путей сообщения и Технического училища), членов партии и сочувствующих. Они доставляли мне квартиры для явок, для привоза и распределения литературы, а иногда и для ночевок. С ними можно было идти в огонь и воду. Фамилии некоторых из них я помню: Кичин, Шершаков, Шестаков (студенты Института инженеров путей сообщения), В. Филиппов (был арестован, но ненадолго), Пурышев (был арестован и осужден на два года крепости), Лисицын, Малеев, П. Филиппов и Королев (были арестованы после провала типографии и судились вместе с арестованными по этому же делу). Для них эта работа была партийной нагрузкой.

Кроме типографии и вышеописанного аппарата получения и распространения литературы в моем ведении было еще паспортное бюро, возглавлявшееся А. Карнеевым (кличка «Пахомов»). Паспортное бюро действовало энергично. Паспортное бюро поддерживало связи с Питером и Ростовом-на-Дону, с организациями которых оно обменивалось копиями документов. Однако несмотря на то, что наше бюро недурно работало, я с трудом достал себе подходящий документ. Это объяснялось тем, что мне по моей внешности нужен был армянский или грузинский документ, который в Москве невозможно было достать. По фальшивкам же нельзя было жить, ибо охранка проверяла документы вновь прибывающих в Москву.

В середине ноября 1906 г. выяснилось, что ни т. Сандро, ни т. Стуруа по болезни или по другим причинам не могут более работать в типографии. Я начал искать заместителя в Москве, но достать подходящего работника не мог, поэтому я, по предложению МК, поехал в Питер искать хорошего наборщика. В Петербурге я попал не то на явку ПК, не то на явку Большевистского центра (у зубного врача Доры Двойрес{126}). Оттуда меня направили на Загородный проспект, в столовку Технологического института. Там я встретил Надежду Константиновну Крупскую и многих других товарищей по партии. Меня познакомили с товарищем, который заведовал техническими делами Большевистского центра (а может быть и ПК; к сожалению, его кличку