Трансатлантическая кошка - Екатерина Паршукова

С моей стороны была панель из пары десятков предохранителей. Я наклонилась, тщетно стараясь рассмотреть надписи. Включила карманный фонарик, закрыв его рукой так, чтобы не слепить Илью. Нашла несколько предохранителей, которые могли бы отвечать за шасси. С трудом попадая пальцами по прыгающей панели, вынула и вставила их обратно. Безрезультатно.

Мы проходили через ущелье, Илья кидал самолёт носом вверх-вниз. Стойка упорно болталась и не хотела защёлкиваться.

– Какое решение примем? – устало спросил Илья, – уже темно совсем, облачность опускается, и ветер усиливается.

Я смотрела на подсвеченную огнями полосу – она была так близко, и так невозможно далеко для нормальной посадки без колёс. Я тоже устала и почти не чувствовала тела, только крупная холодная капля пота медленно стекала по спине между лопаток, чесалась и ужасно раздражала. Я потёрлась спиной о спинку сиденья. Вот она, вечная страшная дилемма пилотов, экономическая ошибка системы, загоняющая людей в противоборство с инстинктом самосохранения: в первую очередь попытаться спасти самолёт и только потом подумать о том, какими последствиями для себя, для своей жизни и своего здоровья эти попытки могут обернуться. Сколько раз я говорила это другим: «Спасайте в первую очередь себя и пассажиров! И только потом машину». Как сложно оказалось самой думать об этом. Мы приближались к полосе, в воздухе повисло молчание, требующее ответа.

– Илюх, на какую сумму застрахован самолёт?

– На всю стоимость на весь маршрут перелёта.

– Давай садиться.

– Давай, – Илья помолчал пару секунд, – после выравнивания, до касания, я вывешу самолёт над полосой. Ты в это время выдернешь ручку смеси и заглушишь двигатель. Ему нужно будет несколько секунд, чтобы остановиться. Я поставлю его на основные стойки и постараюсь удержать его так, чтобы он опустил нос на самой маленькой скорости. Хорошо?

– Хорошо.

– Какое-то время мы будем катиться на задних стойках, потом нос упадёт на асфальт. Скапотировать не должны. Скорее всего, основные стойки тоже подломятся, и нас протащит на пузе какой-то кусок времени. Когда остановимся, быстро выпрыгиваем из самолёта. У тебя все документы в карманах? В рюкзаке ничего нет?

– Нет, всё на себе, плот я не пристёгивала. Поехали.

Пока шли вниз по глиссаде, я без надежды ещё раз пробежала пальцами по автоматами защиты, просто чтобы не гипнотизировать полосу и не винить себя потом, что не сделала всё, что могла. В какой-то момент я вытащила и вдвинула один из предохранителей, и что-то щёлкнуло. Фиолетовая лампа помпы мигнула всего один раз, но этого оказалось достаточно. Передняя стойка встала на свое место:

– Три зелёных! Илюха! Три зелёных горят! Сядем нормально!

Илюха недоверчиво покосился на панель:

– Ну надо же! Мир нас любит.

Мы выровнялись над полосой. Я внутренне напряглась, выставив перед собой руки так, чтобы быстро дотянуться до ручки смеси и чтобы защитить голову, если понадобится. Зелёные лампочки горят, но кто после всего произошедшего поверит им? Касание основными стойками. Илья держит нос… Держит… Вот нос начинает проваливаться вниз и мягко хлопает по полосе передним колесом. Я убрала руки от панели и потёрла горячее лицо, стряхивая с себя гипноз огней полосы. Повернула голову направо. По магистральной рулёжной дорожке параллельно полосе с нашей скоростью ехала кавалькада машин с мигалками: четыре огромных пожарных машины и две легковых.

– О, смотри, кажется, это нас встречают!

– Надо же, какой почётный караул, – нервно рассмеялся Илья, – молодцы они всё-таки. Мы же не объявляли ничего, не просили. Интересно, как они это оформят? Заставят нас писать кучу объяснительных?

В это время машинки доехали с нами до конца полосы, видимо, убедились, что с нами всё в порядке, и свернули на боковую рулёжку, дружно закатившись в один из больших ангаров, расположенных недалеко от терминала.

Мы вернулись на ту же стоянку, с которой стартовали. Вышли из самолёта. Я опёрлась руками на фюзеляж и потихоньку восстанавливала сбитое дыхание.

– А знаешь, сколько мы с тобой проболтались в воздухе? – Илья снимал данные с навигатора.

– Минут пятнадцать, наверное?

– Щас тебе! Сорок пять минут!

– Ого. А казалось, намного меньше.

– Что делать-то сейчас будем? – мы стояли посреди дорожки. Самолёт с неизвестной неисправностью. Норвегия. Трондхейм. Горы. Ночь.

Со стороны терминала к нам подъехала машина с жёлтыми мигалками на крыше. Из неё вышел дородный мужчина, в джинсах, свитере и лёгкой куртке.

– Добрый вечер! Что у вас произошло?

– Частичный отказ электрики, – ответил Илья.

– Понятно. Всё хорошо теперь?

– Да, всё хорошо.

– Вы не стали объявлять аварийную ситуацию, поэтому не обязаны мне ничего говорить или объяснять, но я так понимаю, что сегодня вы уже никуда не полетите? Вам нужна гостиница, наверное.

– Да, именно так. Гостиница, и, наверное, нам надо таможенные формальности пройти.

– Не проблема. Закрывайте самолёт. Я довезу вас до терминала и всё покажу.

Сотрудник провёл нас по коридорам мимо пассажиров, завёл в таможенную зону, подсказал, что писать и подождал, пока мы пройдём формальности. Казалось, что большой и добрый Дед Мороз взял нас за руку и повёл сквозь сказочный лес сухой короткой тропой. Чувство бесконечной благодарности ему за это было единственным чувством, на которое у меня ещё хватило сил.

Потом он проводил нас из терминала на улицу:

– Вон там вход в гостиницу, видите большую светящуюся вывеску, – он махнул рукой вдоль здания, – там же на первом этаже ещё работает бар. Думаю, вам повезёт и вас там накормят. Если кухня не работает, то бутерброды какие-нибудь точно найдутся.

– Спасибо вам огромное!

– Удачи, ребята!

– Подождите! – Илюха наклонил голову к нему поближе и тихо спросил:

– Скажите, а как вы оформили выезд пожарных машин?

– Как учебную тревогу, конечно, – улыбнулся этот фантастический дядька и скрылся за дверьми терминала.

– Офигенный чувак! – с восторгом сказала я.

– Да. Молодцы они все – вот бы службы так во всех аэропортах работали. Надо Андрею позвонить. Пойдем искать вайфай.

Мы заселились в гостиницу и спустились в бар. Девочка-официантка в баре долго извинялась за то, что они могут предложить нам только спагетти. Я сказала:

– Несите спагетти. Несите всё, что угодно. И пива. Илюха, я хочу пива.

– Я тоже, – ответил Илюха, – принесите два больших бокала пива и пароль от вайфая.

Илюха набрал номер на телефоне:

– Привет. Мы живы, самолёт цел.

Я не слышала ответа, но так и представила себе Андрея, который поднимая брови тягучим голосом ответил:

– Тааак, начало уже хорошее и последовательность приоритетов правильная, – я отвернулась и тихонько засмеялась, стараясь не мешать разговору.

Девочка в передничке принесла спагетти и пиво.

Господи, это были самые вкусные спагетти в моей жизни! Я помню каждую макаронинку на вкус и запах – горячие, пряные, опутанные паутинками солёного расплавленного сыра. Мышцы постепенно расслаблялись, обмякали, а в рот попала смешинка, как это обычно бывает, когда после короткого серьёзного напряжения внезапно оказываешься в спокойствии и безопасности. Мы вспоминали детали полёта и хохотали друг над другом:

– А ты мне такой с серьёзным лицом говоришь: «Сейчас будем его сваливать, уважаемые члены экипажа, затяните ремни, пожалуйста, потуже».

– Чего ты ржёшь? Ты хоть помнишь, что спросила перед посадкой?

– А что я такого спросила?

– «На какую сумму застрахован самолёт?» – писклявым голосом передразнил Илья.

– Блин, мы собирались разложить на полосе больше ста тысяч долларов, о чём я, по-твоему, должна была думать в этот момент?

– Не знаю, о возможных переломах, например, и как сгруппироваться на посадке, чтобы их минимизировать.

– Как думаешь, что это было?

– Мы же договорились, не обсуждать это сегодня. Завтра с утра откроем капот и будем разбираться.

– Ладно.

Спагетти были съедены, пиво заканчивалось. Я разминала пальцами ноющую шею, думала о том, как тяжело нам будет завтра утром, и в какой-то момент неудачно дёрнула пальцем за верёвочку с кулоном – он оказался у меня в руке. Меня пронзила одна мысль, которую я от усталости никак не могла сформулировать вслух.

– Илюха, мы должны прогуляться к океану.