Теодор Гладков - Ковпак

В дверь постучали. Вошел военный с чемоданом. Ковпак удивился: неужто им постороннего подселяют? Военный рассмеялся: нет, он всего лишь принес товарищам командирам новую одежду, больше подходящую для столицы, чем их старая, изрядно потрепанная в лесах. Вежливо, но твердо попросил, чтобы партизанами себя не называли.

— Ладно, ладно! — добродушно отмахнулся Ковпак и тут же поспешил переодеваться: что-что, но обновы Дед любил.

…Недолгая прогулка у самых дверей гостиницы, конечно же, никоим образом не удовлетворила ни Ковпака, ни его товарищей, неодолимо тянуло поглядеть Москву. Но что толку! Ведь тут и шагу не сделаешь без документа, удостоверения, пропуска. А откуда все это у людей, сию минуту прилетевших из глубокого вражеского тыла? Короче: сиди и не рыпайся. Жди. К счастью, ждать пришлось недолго.

Всех приехавших пригласили в Центральный штаб партизанского движения. Они походили по кабинетам, познакомились с сотрудниками. Потом их принял Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, начальник штаба. Пономаренко тепло приветствовал партизанских командиров, попросил каждого как можно подробнее рассказать о своем отряде. Прямо сказал:

— Штаб создан совсем недавно, и мы тут еще не знаем во всех деталях положение на оккупированной территории. Некоторые донесения оттуда противоречивы, это сбивает с толку, мешает работать. Без вашей помощи мы потеряем много времени, можем наделать ошибок.

Разговор, деловой, откровенный, затянулся до двух часов ночи… И тут произошел некоторый конфуз. Вот как описал его впоследствии А. Н. Сабуров:

«Оказалось, что в суматохе нам забыли заказать ночные пропуска. Мы стояли у окна, курили, пока Пантелеймон Кондратьевич кому-то сердито за это выговаривал по телефону. Но вот он вернулся к нам.

— Придется вам, товарищи, поспать здесь на диванах. С пропусками ничего не получается. Извините, пожалуйста.

— Ничего, — говорит Сидор Артемьевич, — диван я люблю даже больше, чем кровать, — не скрипит.

Вдруг Пономаренко спрашивает:

— Кто тут курит вишневый лист?

Наступает пауза. И люди, не терявшиеся в лесных боях, смущенно молчат: комната заметно посерела от дыма.

— Да вы не стесняйтесь, — смеется Пономаренко, — я люблю самосад с вишневым листом. А тут по запаху чувствую, у кого-то это добро имеется..

Он тут же берет у Ковпака щепоть табаку, мастерит самокрутку и с наслаждением затягивается.

— Нам еще нужно подготовить материал товарищу Ворошилову. А вы отдыхайте…

Пономаренко уехал. Около часа мы разговаривали — спать никому не хотелось… После путешествия по Москве, горячих споров в отделах голод давал себя чувствовать. А в гостинице нас ждал, наверное, сытный ужин…

И тут Сидор Артемьевич предложил:

— Знаете, хлопцы, айда в гостиницу. Голодным все равно не заснешь.

Эта мысль всем пришлась по душе. Никому не хотелось ночевать на холодных дерматиновых диванах, когда в гостинице ждут мягкие, уютные постели, кажущиеся нам сказочными после партизанского лесного житья. Дружно двинулись к выходу. В последний момент кто-то спохватился:

— А как же без пропусков?

— А в немецком тылу ты с пропуском гуляешь? — спокойно спрашивает Ковпак. — Вот что, давайте-ка построимся. Ты, — обращается он к Дуке, — человек представительный… Командуй!

Наш небольшой отряд шагает по замерзшей Москве. Отбивает шаг, постовые отдают нам честь, а Дука лихо командует:

— Выше ногу! Четче шаг!..

У гостиницы «Москва» на весь Охотный ряд гремит его последняя команда:

— Разойдись!..»

…Наступило 31 августа. Прилетевших заранее предупредили: будьте готовы. Ожидание, однако, затянулось.

Допоздна Ковпаку и его товарищам пришлось томиться по своим комнатам. Лишь в полночь партизанам сообщили, что сейчас их в Кремле примет Верховный Главнокомандующий.

Войдя в просторный кабинет первым, Ковпак опередил своих смутившихся товарищей, нерешительно столпившихся у дверей. Увидев Сталина, Ковпак по-солдатски бросил руки по швам:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий…

Подавая руку, Сталин прерывает:

— Знаем, знаем… Вольно, товарищи!

В первые минуты встречи со Сталиным партизаны чувствовали себя довольно скованно. Видимо, он к этому давно привык и потому сразу же завязал разговор со всеми одновременно, давая им возможность успокоиться, прийти в себя.

Первая неловкость прошла. Почувствовал это и Ковпак — по тому, как Сталин все реже переспрашивал говоривших, удовлетворяясь толковыми, обстоятельными и сжатыми ответами.

Присутствовавший в комнате К. Е. Ворошилов пригласил всех сесть за длинный стол, стоявший вдоль левой, напротив зашторенных окон, стены. И тут Ковпак увидел то, что и обрадовало, и встревожило его. На столе была развернута карта походов его соединения! Именно та самая, составленная еще в Старой Гуте. Над ней потрудились Василий Войцехович — помощник Базымы — и писарь штаба Семен Тутученко. Потом ее затребовала Москва — Центральный штаб партизанского движения. Туда и отправили самолетом. Теперь она здесь — на столе у Сталина. Конечно, это неспроста.

…А беседа идет своим чередом. Она становится все свободнее. Партизаны окончательно, видно, освоились в обществе Сталина. Слушают, отвечают, поясняют. Что ни слово — то подробность: Сталин вникает, уточняет, переспрашивает. Говорит медленно, даже замедленно, с грузинским акцентом, не резким, но заметным. Курит много…

Сидор Артемьевич улавливает: Верховного прежде всего интересуют взаимоотношения партизан с народом, связи, контакты, единство действий тех и других, согласованность. Он всякий раз дает понять собеседнику, что это самое главное в партизанской войне. Ковпак про себя одобряет: «Правильно!»

Несколько неожиданным, но только в первую минуту, показался вопрос:

— А правда ли, что на Украине идет массовое формирование казачьих полков? Геббельс об этом уже изрядно нашумел…

— Брешет Геббельс, — невозмутимо отвечает Ковпак. — Пытались такие полки сформировать немцы, только люди в них не идут. Какие там казаки! Всякий сброд — националисты есть, куркульские сынки, отдельные пленные.

Сабуров поддержал Сидора Артемьевича.

— Подтверждаю, что никаких фактов массового формирования гитлеровцами казачьих полков нет. В прошлом месяце, правда, столкнулись мы с таким одним-единственным полком. Боя с партизанами он не выдержал. Около сорока казаков сразу же перебежали к нам. И тут оказалось, что они принадлежат чуть ли не к двум десяткам национальностей. Всем им велено было под угрозой расстрела называть себя украинцами.

Ковпак словно итог подвел. Сказал как-то особенно весомо:

— Я хочу подчеркнуть, что никакой террор, никакие казни не останавливают население в оказании помощи Красной Армии.