Нас называли ночными ведьмами - Наталья Федоровна Кравцова

расходились, узнали многое друг о друге. Больше говорила Надя, парень был неразговорчив, только не отрываясь смотрел в ее голубые глаза. На прощанье она сказала:

– Приезжайте к нам в гости. У нас в полку много хороших девушек.

– Я уже выбрал одну, – ответил Семен.

Они расстались, не подозревая, что эта встреча была началом их любви и долгой совместной жизни, которая продолжалась почти пятьдесят лет… Так совпало, что и Наде Поповой, и Семену Харламову звание Героя Советского Союза было присвоено одним указом – 23 февраля 1945 года.

* * *

Полк по тревоге снялся с места – к хутору подходили немецкие танки. На аэродроме остались два самолета – один с неисправным мотором, с другим задержались две летчицы, ожидая, когда будет окончен ремонт. Инженер полка Соня Озеркова и техник Ира Каширина безуспешно пытались оживить мотор – нужны были запчасти и основательный ремонт в мастерских. Придя к такому выводу, Соня решила отпустить ожидавший их самолет: втроем в заднюю кабину никак не втиснуться, и обе решили оставаться вместе…

Нужно было избавиться от непригодного уже для полетов По-2. Соня не стала медлить – и вот он запылал, жалобно потрескивая, бедный самолет. Отойдя от него подальше, обе замерли, не в силах оторвать глаза от яркого торжествующего огня, которому дали полную волю – гуляй!

Дорога была запружена отступающими войсками: люди, машины, лошади, повозки… Соня и Ира медленно двигались вперед. Ночевали в поле, в стогу. Утром Соня открыла глаза, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. У стога стояла женщина:

– Вы, бабоньки, военные? И чего ж вы не скинете ту форму?

Она сказала, что немцев в хуторе нет, танки проехали дальше. Повела их к себе, дала простую деревенскую одежду.

Однажды они столкнулись с двумя мотоциклистами. Один чинил мотоцикл, другой, увидев девушек, стал показывать пальцем на узелки, где была еда. Он настойчиво тыкал в узелок, и Ира растерялась: на дне лежал пистолет… Очень медленно стала она развязывать концы платка, а в это время Соня быстро вынула свой пистолет и выстрелила в немца. Подбежав к другому, сделала еще два выстрела в упор. Обе бросились в кустарник и долго бежали что было сил от этого места…

Всё дальше шли они под палящим солнцем, босиком, в светлых платочках и длинных юбках, невысокая крепкая Соня впереди, за ней, все время отставая, тоненькая Ира. К концу третьей недели у Моздока увидели наконец красноармейцев. В городе царила суматоха – шла эвакуация… Соня нашла коменданта, сдала в госпиталь заболевшую Иру. Оказалось – тиф… В полк добралась на попутной машине. Издали увидела огоньки садящихся По-2. Это было похоже на чудо… Она спрыгнула с машины и побежала туда, к самолетам, спотыкаясь, падая, вставая…

* * *

Соня Озеркова вернулась в полк, все были ей рады, особенно техники, которые успели полюбить своего начальника: несмотря на внешнюю строгость, даже суровость, она была человеком добрым и справедливым. Соня была готова с ходу приступить к своим обязанностям, как вдруг ей это запретили. Больше того, стали вызывать ее в особые отделы, где подробно расспрашивали о том, как она выбиралась из вражеского «окружения». А главное, чем интересовались, – почему у нее не оказалось партийного билета: куда он девался?..

До войны Соня несколько лет преподавала в авиационном училище, помнила годы репрессий и была достаточно опытным человеком, чтобы теперь понять безвыходность своего положения: нельзя ни врать, ни говорить правду – и то и другое плохо. Боясь попасть в лапы к немцам, она уничтожила партбилет собственными руками. И теперь сама не знала, правильно ли поступила, поэтому безропотно ждала своей участи.

Это было время, когда партбилет ценился дороже человеческой жизни… И вот – трибунал! Соня была поражена, когда военный трибунал приговорил ее к расстрелу… С нее сняли погоны, разжаловали, остригли наголо. Она сидела взаперти, у входа стоял солдат с винтовкой.

Правда, ей предложили написать просьбу о помиловании. Она отказалась… И только вмешательство командования фронта спасло Соню Озеркову. Дело было пересмотрено, обвинение снято, ее восстановили в должности и звании, вернули в полк, и она честно, как и раньше, работала инженером полка до конца войны.

Однако неприятный осадок на душе остался навсегда. Уже после Победы она призналась однажды: «Иду по улице, и кто-нибудь внимательно посмотрит на меня – я вздрагиваю, и сердце начинает тревожно колотиться…»

* * *

Из дневника командира эскадрильи Героя Советского Союза Марины Чечневой:

«15 августа 1942 г. Мы с Ольгой Клюевой бомбили мотоколонну на дороге по направлению к Константиновской. После бомбометания Ольга наблюдала сильные взрывы и повторяющиеся вспышки огня. Мы были очень довольны полетами в этот день – день моего рождения. Ольга, возвращаясь с задания, кричала в переговорный рупор „ура“ и поздравляла меня с днем рождения и удачным боевым вылетом.

17 августа 1942 г. При выполнении боевого задания в лесу обнаружили огни. Это было, видимо, движение машин. Когда Ольга сбросила бомбы, наблюдались взрывы и сильные вспышки. Экипажи, летевшие за нами, подтвердили, что это был склад с боеприпасами. Боеприпасы долго взрывались.

30 августа 1942 г. Третий боевой вылет в эту ночь. Бомбили северо-восточнее станицы Константиновской. После этого наблюдали чередующиеся взрывы с густым дымом, которые длились в течение трех минут. Предполагалось, что взорвано было горючее.

В ночь с 8 на 9 декабря 1942 г. вместе с Олей Клюевой мы бомбили скопление мотомеханизированных частей и живую силу противника в пункте Кривоносово и ст. Луговской. В результате возникло три сильных взрыва и два очага пожара, которые сопровождались вспышками и клубами дыма. Экипаж Нины Худяковой и Кати Тимченко подтвердил успех нашего бомбометания после прилета на аэродром».

* * *

Отступая, мы дошли до предгорий Кавказа. Дальше отступать было некуда: на юге и западе – высокие горные хребты с Казбеком и Эльбрусом, на востоке – Каспийское море.

Базируемся в станице Ассиновской. Самолеты прячем в большом яблоневом саду; порулишь среди деревьев – и полно яблок в кабинах. Живем в местной школе и у хозяек. Станица недалеко от Грозного, в той же Сунженской долине. Так что когда немецкие самолеты поджигают грозненскую нефть, то дымом, как густым туманом, заволакивает все небо и долину. Полеты на время прекращаются.

На боевые задания летаем с «подскока» – площадки, которая расположена ближе к фронту, у самого подножия Сунженского хребта. Вечером перегоняем самолеты туда, а утром после боевой работы возвращаемся на основную точку, в Ассиновскую. Это позволяет нам сделать больше вылетов. Ведь у нас почти всегда стоит задача добиться