Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Ознакомительный фрагмент

Хорош пастух со своими словами и особенно теми, что и «у правительства своих денег нету, тоже наши». Вы первый это сказали, и как их оставили, эти слова, в «Современнике», я уж положительно не пойму!

Правда, порой у меня создавалось впечатление при чтении «Ковчега», что я имею дело со сценарием. Может, из-за эпизодичности действия и перенесения «объектива» с лица на лицо. Но боже Вас упаси обратить эту вещь в сценарий! Погубят её, измочалят! Итальянцы этот неторопливый, несюжетный рассказ сняли бы, а наши — нет. Наши заставят морду набить Полещуку, село поднять и снимут, как бык корову покрывал и за этими «действиями» и смефуёчками пропадёт главное: разговор о судьбе крестьянства — хребта народного, который и по сию пору не знает, что с ним будет, и зарабатывает меньше, чем негры у покойного Фервурда.

Я завидую Вам в том, что Вы можете писать о деревне. Я — не могу. Живу постоянно в деревне и не могу. Просили у меня в «Литературку» статью, и я пообещал даже, но написать так и не смог. Уж больно всё в деревне остановилось, застыло, оравнодушело, и никакие постановления ничего поделать не могут. Газетчики, как всегда, желаемое принимают за действительность, а деревня тем временем доживает, допивается и гниёт на моих глазах. Нужен очень большой переворот на манер коллективизации, нужны свежие силы, большие средства, новую кровь нужно вливать в организм деревни — тогда, может, что-то и сдвинется. Я вижу одно спасение — возврат к звеньевому способу обработки земли, то есть, по существу, возврат к единоличному хозяйству. С помощью РТС на уровне современных достижений науки мужики наши, очнувшись, ещё удивили бы мир и нас тоже плодами своего труда, а так они тянут лямку сонно и равнодушно, идут, и смотрят, нет ли поблизости дороги или поворота в сторону.

О «Трёх тополях» — у меня какое-то от этого рассказа смутное ощущение. Какое-то чувство незавершённости в нём. Точка или позднее поставлена, или нет её. Всё мне кажется, что рассказ этот составная часть «Ковчега». Но это мои субъективные чуйства.

Живу в деревне по-прежнему. В гости Вас раньше не звал, потому что боялся. У нас были в гостях баре советские — Н. Воронов с супругой-актёркой, хотя она и работает учительницей. Они такой тут аристократизм вшивый показывали, так куражились над женою, что я с трудом сдержался, чтоб не вытурить их из своего дома. А раз Вы непривередливы — ради бога в любое время, кроме первой половины лета. У нас в эту пору клещи. Упаси бог, чтоб приезжий человек у меня отхватил страшную болезнь. Хватит того, что чуть не умерла моя многострадальная жена. Лучше всего приезжайте ко мне о сентябре-октябре, когда рыбалка есть (правда, совсем уж захудавшая) и охота, идут дожди и тянет на беседу, а если светит солнце — бегать по тайге хочется.

Но мы об этом поговорим еще при встрече. Скоро пленум будет, вроде бы и я приеду.

Наш современник» взял У меня рассказ «Синие сумерки», над которым бился я почти два года. Давать хотят после нового года.

Написал я последнюю вещь из «Страниц детства», рассказ «Последний поклон» — размер вывел на повесть в четыре листа, и даёт его «Молодая гвардия». И мой товарищ ткнул пальцем в это название [в дальнейшем Виктор Петрович дал это название всему циклу рассказов, которые впервые вышли отдельной книгой в Перми в 1968 г. — Сост.]. Вещь по плану последняя, но по написанию нет — ещё осталось три рассказа, вступление и заключение. Тогда книга, над которой я работаю в течение 10 лет, будет готова, и, на мой взгляд, лучшая моя книга.

«Кражу», как поступят журналы, я Вам вышлю. Она уже очень и очень отличается от той рукописи, которую Вы давно читали. Стала она, как выбегавшаяся собака — жирок слетел, клочья шерсти вытерлись, подбориста в талии, резва в чтении, но как много при этом утерялось из неё! Читают её в «Роман-газете», но не дадут. Чувствую. Кабы автор был пройдоха, то и пробил бы, а я чего из Быковки-то пробью? Да и бог с ними. Дадут, так дадут, нет — так нет.

Выдвигали меня за «Звездопад» на Горьковскую премию. Я, говорят, вместе с Алексеевым и Германом до финала дошёл, но где же мне конкурировать в премиях с Алексеевым? Ему дали за «Вишнёвый омут». Меня это, в общем-то, нисколько не трогает. Я вижу вокруг столько обойдённых и объеденных людей, что боюсь за свою счастливую судьбу и всё вижу во сне, как снова оказываюсь в литейном цехе с кувалдой в руках и с полуголодными ребятишками дома.

Ну, всего Вам доброго! Обнимаю Вас. Ваш Виктор

5 ноября 1966 г.

(А.Н.Макарову)

Дорогой Александр Николаевич!

Статью я Вашу прочёл позавчера, а вчера пришло и Ваше письмо. В тот день, как прийти «Литературке» со статьёй [имеется в виду рецензия А. Макарова «С чего начинается человек» в «Литературной газете», 1966, 1 нояб. — Сост.], получил я рассказ с машинки. И статья, и рассказ до того меня разволновали, что я искурил пачку сигарет, а потом пошёл в город и даже наклюкался, что со мной бывает, в общем-то, довольно редко.

Чувствуется по статье, что Вы многое замыслили сказать, но размер Вас зануздал. Наверное, Вы очень помогли повести и мне этой статьёй. Я ведь до сих пор за неё не брался, не могу пересилить своей неприязни к ней, а «Молодая гвардия» не напоминает о себе, должно быть, притаились и ждут «прессы». Народ там молодой, но тёртый, и с ним теперь мне легче будет разговаривать об издании повести. Шли слухи насчёт «Роман-газеты», но боюсь, что слухами это и кончится, ибо там зав. ещё более тертый и в номенклатуре и конъюнктуре разбирается крепенько. Словом, спасибо Вам! Постараюсь, как говорится, оправдать...

Рассказ (это тот самый, который я не стал Вам читать в деревне) дошёл, как мне кажется, до читабельных кондиций, но работа над ним далеко ещё не окончена [речь идёт о рассказе «Ясным ли днём». Впервые был напечатан в «Новом мире». 1967. № 7. — Сост.]. И за Ваше доброе отношение ко мне придётся Вам расплачиваться трудом. Я прошу до пленума прочесть его и потом поговорить со мною. Пусть Вас не смущает такое громкое посвящение. Он больше сделано от автора и для автора, ибо возник рассказ по причине Пирогова, в исполнении которого я слышал и полюбил романс «Ясным ли днём» еще в детстве, да так вот и запало на всю жизнь. При публикации рассказа (если дело дойдёт до этого?!) я посвящение, вероятно, сниму, чтоб избавиться от возгласов: «Эко Астафьев-то выдрючивается!..»

В деревне я так ещё и не был. Лёд лишь недавно стал, а я с Маней ездил В Чусовой и Лысьву. В Чусовом ходили на кладбище навещать нашу маленькую дочку и Маниных родителей. На кладбище, куда ни погляжу — всё знакомые фамилии. Когда-то доктор Трофимов, тоже уже покоящийся на этом кладбище, любил сюда ходить выпивать. А выпивши говорил: «Вот почти все кто здесь лежат, у меня лечились». А я Мане сказал, вспомнив о нём, о Трофимове: «Вот почти все, кто здесь лежат, были описаны мною в газете». Мало живёт народишко в этом дымном, зловонном, чёрном рабочем городе.