Вера Аксакова - Дневник. 1855 год

7 сентября. Государь с государыней проехали к Троице, а за ними все великие князья и княгини, еще вдовствующая императрица, принцы и принцессы.

На другой день, 8-го числа, Константин с Надей и Соничкой поехали к Троице, чтоб их видеть, но в церковь не решились взойти, потому что в дверях было тесно, впрочем, они очень жалели после, что не пробрались, потому что в самой церкви было просторно, и вдоволь бы там нагляделись на государя и государыню, слышали бы молебен и молитву Филарета, которую он произнес к преподобному Сергию и которая всех заставила плакать. Государыня же, говорят, заливалась слезами. Наши простояли часа три на площади и видели их только, как они прошли мимо их. Государь был также печален и поражал всех и худобой и грустью, которая выражалась у него на лице. Накануне они были у всенощной, служили молебен и также все усердно молились, а за обедом Филарет вручил по просьбе государя образ складной на доске от гроба преподобного Сергия, который был прежде в походе с царями Алексеем Михайловичем, Петром Великим и с Михаилом Федоровичем. О, да поможет нам своими святыми молитвами преподобный Сергий, как помогал он столько раз русской земле в тяжелые времена! Преподобный отче Сергий, моли Бога о нас! Наши воротились к обеду. Получены газеты и письма, в газетах почти никаких известий.

Горчаков выводит всех из терпения своими донесениями, что в Крыму ничего нового не происходит. Неприятель уже начинает занимать Севастополь.

Письмо получено от Трушковского из полтавской деревни. Везде только бедствия и бедствия, в тех губерниях и неурожаи, и засуха, и болезни, и, наконец, саранча в Херсонской губернии поела все, что и было. – Это древние казни. Видимо, над нами гнев Божий.

Константин написал к Вяземскому письмо, в котором он говорит о впечатлении, произведенном на него Норовым, что письмо его, т. е. Вяземского, возбудило в нем надежды и желание содействовать по мере сил, но что после свидания с министром он вполне убедился, что никакая литературная деятельность невозможна, что все его надежды разлетелись и т. д. Константин, несмотря на наши убеждения, все-таки прибавил, что просит его, т. е. Вяземского, передать министру, что он никогда не отречется от своих убеждений.

В газетах напечатана статья Вяземского, которая привела нас в отчаяние. Так вот его взгляд, вот чего он хочет, что он подразумевал под словами своими в письме к Константину, что должен быть един пастырь и едино стадо, т. е. что министерство будет по своему позволению управлять не только цензурой, но и направлением литературы, мыслями авторов. До сих пор их стесняли в выражениях, а теперь хотят и мысли их сделать казенными и все их внутренние движения души. – Правительство наше себе даже приписывает русское направление, хочет забежать вперед всякому живому движению, даже в литературе, и парализовать его, наложивши на все казенную свою печать. Конечно, таким образом они разгонят всех честных и истинных русских двигателей мысли и направления. Им нужны Майковы, вот идеал их русского направления и благонамеренного казенного писателя. Майков, который писал еще при Николае Павловиче, что надобно только русского человека для его совершенствования «во фрак одеть могучий стан», а при Александре Николаевиче восхваляет Москву и поклоняется Николаю Павловичу. Этот Майков хотел было летом приехать знакомиться в Абрамцево, но ему посоветовали этого не делать. – Чего ждать от Вяземского. Это хуже, нежели гонение на литературу, намерение сделать ее казенной. – В этих же газетах, так, между прочим, сказано, что австрийский эрцгерцог назначается шефом одного полка. Каково, в такое время такая подлость перед австрийцами! Чего же ждать после этого!

Воротились наши девушки от Троицы, ходили Богу молиться, а между тем и насмотрелись вдоволь на государя и государыню и всех князей, княгинь и принцев. Государыня, как они рассказывают, плакала, как потерянная; народ говорит, что она плачет оттого, что провожает государя на войну; государь тоже очень печален. Они приехали вместе и ходили везде под ручку. Везде молились усердно, со слезами. Когда государь шел между народом, то просил всех не кричать громко. «Тише, тише». Народ говорит: «Ему не нравится, что мы кричим не складно, не по-солдатски». Тут был один раненый солдат из Севастополя, государь расспрашивал его долго, дал ему денег и куда-то его велел поместить. Наследник, очень небольшой, худенький мальчик, разговаривал с солдатами: «Послужите моему папаше, вы хотя стары, но нечего делать, некем взяться, теперь скоро кончится война». Я передаю рассказы девушек. После уже услыхали мы, что они между собой рассказывали: «Вот и государь на всех не угодит, народ его так и пушит, пушит. Вот, говорят, Севастополь отдал – приехал Богу молиться». Они нам не хотели и рассказывать этого. Поразительно это явление, оно меня обдало каким-то ужасом, страшный приговор. Он молится, плачет, а народ немилосердно произносит ему суд, как бы не благословляя его молитвы. Несчастный государь! Страшно что-то роковое преследует его. Господи, помилуй нас! Государыня Мария Александровна одета чрезвычайно просто, государыня Александра Федоровна с седыми локонами, в grande tenue [21] , – по-прежнему. По отъезде государя с женой Александра Федоровна служила в соборе панихиду по Николае Павловиче, велено было растворить все двери, впустить простой народ, раздать всем свечи, так что и вне церкви стояли и молились.

Их столько наехало к Троице, что должно было занять квартиры ректора, и инспектора и т. д. Говорят, новый двор отличается не только отсутствием роскоши, но и расчетливостью; все хорошо, потому что слишком много даром тратилось денег, но не дай Бог скупости – это не хорошо.

9 сентября. С почты одни московские газеты, депеш от Горчакова нет, невыносимо томительно это неизвестие, да и депеши бывают такого рода, что только возмущают своею неудовлетворительностью. Донесения Муравьева совсем другого рода, в этом номере есть от него донесения.

10 сентября. Сестры пошли пешком к Троице, а маменька поехала туда же ко всенощной и завтра после обедни воротится. Было довольно тепло, хотя и ветрено. После обеда мы сидели, отесенька, Константин, Машеньку и я, в гостиной, когда приехала Прасковья Андреевна Васькова из Москвы. Она проводила мужа из Москвы и очень грустит. Рассказывала некоторые подробности о впечатлении после известия о сдаче Севастополя; все были поражены и возмущены до крайности, все кричали против Горчакова, называли его изменником, нашли, что и отец его изменник (но это не отец его) и что он сам женат на англичанке (и это впрочем, ошибочно). Кто говорит, что лавки на Смоленском заперли, по случаю ужасного известия.

Но вообще народ был смущен, огорчен и недоволен, особенно купцы явно высказывали. Федор Иванович Васьков представлялся государю; он спросил только, какого ополчения. Государь сделал смотр Вологодскому ополчению и остался очень доволен, а оно, говорят, хуже Костромского. Вологодская одна дружина, что пришла, то разбила кабак – на Воробьевых горах. Государь уехал в ночь с братом Михаилом Николаевичем в Николаев; прежде них туда же поехал и Николай Николаевич! Что-то они там сделают! Хорошо, если б сменили, по крайней мере, Горчакова: иначе наша армия погибнет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});