Леонид Филатов - Прямая речь

Я не верю, что актерская профессия особенная. Есть структура характера, и это главное. Человек вне зависимости от профессии существует в данности своего душевного склада и воспитания, в данности тех встреч, которые оказали воздействие когда-то. Профессия вторична. Ее навыки прививаются позднее, и принципиально человека не меняют.

* * *

Я не фиксирую по каким-то там синусоидам, но тяга к письму появляется обычно после неудачных ролей. В такие моменты я чувствую, что необходимо компенсировать чем-то достойным то самооскорбление, какое ты себе нанес, снявшись в дурацком фильме. Чтобы люди не думали, что ты уж совсем плох. Так что за письменный стол я сажусь от внутренней паники, а не от душевного равновесия.

1989 г.

* * *

Я не принадлежу к людям, способным отбрить. Мне кажется, как ты отнесся к человеку, тем же судьба заплатит и тебе. Несуетным быть трудно, это правда. Время сейчас такое, растворяющее в себе. Мы так зависим от кучи всякой ерунды…

1987 г.

* * *

Когда у меня нет репетиций, я просыпаюсь довольно поздно, часов в одиннадцать. Включаю телефон, отвечаю на звонки. Обычно у меня расписана вторая часть дня. Первую стараюсь не занимать, мне надо как следует отдохнуть. Вторая половина дня — время дел. Встречи, поездки, хлопоты, выступления. Ко всему прочему, я еще исполняю обязанности секретаря правления Союза кинематографистов, а это занимает уйму времени.

1989 г.

* * *

Больше всего ценю в людях, наверное, надежность. В наше такое ветхое время, можно окружить себя комфортом, благополучием, и рядом с тобой будут умные и одаренные люди, но — лукавцы. И только в благополучной ситуации можно ценить такого рода комфорт. А в смутные времена я все-таки ценю надежность. Ну, а надежность включает в себя все параметры — и понятие о чести, и некоторую долю отваги, и умение жертвовать собой при необходимости.

1991 г.

* * *

За последние 10–15 лет… такая динамика в сторону могилы. Я все менее привлекателен для женщин. Долго жил безвекторно, и вообще… если бы молодость знала, если бы старость могла. Хотя тогда старики на меня разозлятся: вон, сорок три года ему, а как разглагольствует! Что ж, мы вообще тогда не живем? Так что, живем!

1989 г.

* * *

Раньше у меня были замыслы, которые сейчас, думаю, можно было бы легко осуществить. Есть хорошие сценарии, есть выбор, но нет сил. А иногда даже нет желания. То, что было хорошо в свое время, теперь меня уже не устраивает. Ну, предположим, хотелось мне сыграть Гамлета. Если на роль Гамлета меня пригласил бы Феллини — это да. А если на ту же роль позовет режиссер Карасик, я ни в жизнь не пойду. В моем возрасте хочется оптимально тратить жизнь.

1989 г.

* * *

Еще два года назад как-то, пусть вскользь, по диагонали, но успевал читать все интересное. Сейчас, к сожалению, читаю только то, без чего обойтись нельзя. Нельзя, скажем, обойтись без Гроссмана, без Набокова, хотя я его читал и раньше. Появляется Приставкин, ну, как не прочитать? Но, в основном, конечно, публицистика. Когда в руки попадает толстый журнал, сразу открываю вторую половину.

1989 г.

* * *

Для нормального человека ученичество — понятие вечное. Видимо, вершина ученичества — это, когда преодолев честолюбие, хочешь сказать что-то абсолютное. И еще, я думаю, как важно быть «живым», не остановиться, не закоснеть.

1985 г.

* * *

Мое любимое занятие — сидеть дома. Я все время чего-то делаю: то, другое, третье. А потом у меня возникает пауза, и я совершенно спокойно сижу дома. Смотрю в окно или выйду на балкончик покурю, как мне кажется, поразмышляю. Хотя, видимо, процесс этот не происходит, потому что ничего особенного не рождается… Ну, это в редкие дни.

* * *

Хобби у меня никакого нет. Я просто делю свою жизнь между основной работой — работой артиста, и между тем, что что-то пишу. Отдыхать я не умею и не люблю. У меня никогда это не получалось. Благодаря настояниям жены, иногда меня куда-то увозили, но я никогда при этом себя комфортно не чувствовал, если сказать откровенно. Что такое отдых, я не понимаю. Мне нужно обязательно что-то писать, сочинять, придумывать. К тому же я должен все время как-то ощущать мир — через телевизор, телефон, что где-то что-то происходит, что есть во мне какая-то необходимость, чтобы какие-то новости все время поступали… А в изоляции, в деревне — я не умею. Мне кажется, что без меня что-то важное происходит, что где-то кто-то требует: дайте ему Филатова, а меня вдруг нет.

1991 г.

* * *

«Сукины дети» — это как бы мое, «семейное», собственное кино. Это как бы артист, снимающий кино. Точно так же, как стихи мои — это стихи, которые пишет артист. Так же и моя режиссура. Так, что тут все, видимо, в некоем сплаве. Чему я отдаю предпочтение? Не знаю. Но когда получается что-то удачное, и я понимаю, что это имеет спрос, организм мой сразу отказывается от этого… Нельзя дважды ходить одной и той же дорогой. Нечего уже там делать. Оставь за собой эту память, оставь за собой эту новизну и все.

* * *

Зачислить меня никуда нельзя, потому что я признаю только дружеские, а никак не политические связи. Мы с Ниной пошли в Дом кино на годовщину августовского путча. Честно говоря, я не очень понимал, чего уж так ликовать, ну поймали вы их, ну и ладно. Там стоял крошечный прокоммунистический пикет, довольно жалкого вида, и кто-то мне крикнул: «Филатов, и ты с ними?» Я несколько вздрогнул: я ни с кем.

1996 г.

* * *

Комплексами я перенабит, как всякий, к слову сказать, нормальный человек. В России человек-интеллигент всегда должен был сомневаться. А если он без сомнений, то есть без комплексов, значит, можно нахамить кому-нибудь или воровать на глазах у нищей страны и не совеститься. Это все называется «без комплексов». Но что за этим стоит? Новый викинг? А по существу — грядущий хам и больше ничего. Тупой, грубый, накачанный, но будто бы он человек будущего. Если у нас впереди это, жить не стоит.

Есть дурные комплексы, с которыми надо бороться, я о них сейчас не говорю. Но если человек избыточно застенчив, я предпочитаю такого человека, чем человека без комплексов. Застенчивость хорошее качество, даже если оно чуть-чуть аномально, это все-таки застенчивость, а не человек с топором.

* * *

Больше всего на свете не люблю трусов, дураков и хамов, а такие вещи связаны, как соединяющиеся сосуды. Ведь патологически трусливый человек способен на всевозможные пакости. Почему, как правило, трус — еще и хам? Потому что это способ прикрыть собственную ущербность. А почему хам, как правило, дурак? Потому что не понимает невыгодности такого поведения. И все это цветет у нас сейчас махровым цветом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});