Стефан Цвейг - Федор Константинов

этой зимой, но отец невесты грубо мне отказал. Мне нужно работать и зарабатывать деньги, потому что, когда у меня будет необходимая сумма в кармане, я не буду, разумеется, больше задавать вопросов этой старой деревянной башке».

К счастью, дебютный роман Гессе «Петер Каменцинд» хорошо продавался. Его с восторгом приняли критики и читатели. Герман и Мария поженились и уже в медовый месяц пообещали друг другу переехать жить в глухую деревеньку подальше от ее родителей, а стало быть, и каждодневных упреков. Уехать туда, где можно вместе постичь прелести самостоятельной сельской жизни. Из Гайенхофена в письмах другу Гессе рисовал картину пшеничных полей, конюшен, описывал закаты, пребывая в атмосфере сладкого запаха жасмина, мелодий неугомонных сверчков и звучавшего в их доме любимого Шопена. Сразу представляется образ писателя с курительной трубкой и в соломенной шляпе, дремлющего перед раскрытой на коленях толстой книгой. В письмах Герман рассказывал, как ходил на рыбалку, на охоту, занимался греблей и плаванием, как ухаживал за посаженной кем-то до него молоденькой липой.

И вот в середине июня 1905 года, после продолжительного обмена письмами, столь разные по социальному положению и увлечениям писатели наконец встретились. Приехав в деревню, Стефан так энергично устремился обнять хозяина, стоявшего на пороге, что не заметил перекладины и со всей силы ударился лбом о низкий дверной проем. От сильнейшей боли он чуть не потерял сознание и далеко не сразу пришел в себя и смог разговаривать.

Несколько дней совместных прогулок по зеленым живописным окрестностям Гайенхофена сблизили двух мечтателей-гуманистов. Австрийского гостя привел в восторг вид на островок Рейхенау с древним монастырем и простиравшуюся за ним полосу швейцарского побережья от Берлингена до Констанца. Наблюдая за лодками, рыбаками, соревнованиями кудрявых облаков в борьбе за первенство в небе, он буквально пьянел от чистого южного воздуха. Зная, что супруга Германа кроме игры на скрипке и фортепиано увлекается фотоискусством, он специально для нее делал снимки природы и проявленные негативы отправил потом с очередной почтой. Гессе в свой черед, обнаружив в коллеге стихийную страсть к собиранию рукописей, вручил ему в день прощания толстенную папку объемом в 80 страниц своего недавно изданного (впервые в журнале «Neue Rundschau» в марте 1905 года) рассказа «Июль».

Скорее всего, именно обсуждение загадочной и таинственной Индии, о которой Гессе говорил Цвейгу на вечерней зорьке Боденского озера и при посещении города Констанца – там, как оказалось, долгое время жил дедушка писателя Герман Гундерт, там же родились и мать, и отец будущего нобелевского лауреата, – зажгло в голове слушателя фантазию, идею самому посетить малоизученный европейцами гигантский полуостров, омываемый водами сказочного Индийского океана. В порыве как можно скорее увидеть этот волшебный край нетерпеливый Цвейг на целых три года{147} опередил Гессе, а прогулки по извилистым улочкам старинного Констанца в лучах июньского солнца особенно запали в душу и навеяли мысль сочинить гимн в честь прекрасного южногерманского города.

Немецкий город там вдали безбрежной —

Прозрачных линий серебрится сень —

На горизонте встал в тумане нежном,

Какой бывает лишь в июньский день.

И в парке городском в беседке томной

Забытой песни музыка звучит,

Так винограда сок струится темный,

А море шепчет иль как зверь ворчит.

И твое сердце от тоски забьется,

Как будто город видишь в первый раз…

Там легкий стан и шлейф в тумане вьется,

Что в лунном свете вспыхнул и погас.

* * *

Вернувшись наконец домой и осознав, что Альфред ввиду обстоятельств{148} вынужден был в срочном порядке приступить к делам управления семейной фабрикой, Стефан впервые всерьез обеспокоился не только здоровьем отца, но и состоянием собственного здоровья. Задумался о неизбежном старении организма, полной зависимости человека от внешних факторов и случайных событий, таких как получение травм, обнаружение генетических отклонений или диагностирование болезни, способной необратимо изменить, разрушить привычный распорядок жизни.

Он все чаще станет испытывать состояние депрессии и уходить от реальности в пользу прошлых эпох. Ему будет комфортно представлять себя капитаном дальнего плавания или фаворитом королевы при версальском дворе. Глядя на художественные полотна и гобелены в музеях, мысленно примерять рясу инквизитора, рубаху пастуха, доспехи средневековых рыцарей, колпак на шее гильотинированной жертвы. Его фантазию возбуждало, будоражило и питало представление себя на месте секретарей Наполеона, Бисмарка, Гёте. Он мечтал хотя бы на один день стать современником Цицерона, Платона, Сократа, Гомера, Монтеня, а не только читать о них и никогда не видеть их горящих глаз, не слышать живого голоса.

С осени 1905 года, осваивая новый жанр и строго придерживаясь формы и стиля классической античной драматургии, он вплотную засел за написание пьесы «Терсит». Центральной фигурой в ней, как следует из названия, явился греческий воин с безобразной внешностью, получивший в битве с Одиссеем ранение за критику Агамемнона, а затем убитый Ахиллом за надругательство над телом павшей в поединке амазонки Пенфесилеи. В мемуарах автор признавался, что осознанно героизировал «не Ахилла, а ничтожнейшего из его противников – Терсита, предпочел страдающего человека тому, чья сила и воля причиняют страдания другим». И подробно пояснил ключевой принцип выбора тех или иных персонажей, над жизнеописаниями и составлением психологических портретов которых будет работать в дальнейшие годы: «В этой драме сказалась уже определенная черта моего душевного склада – никогда не принимать сторону так называемых “героев” и всегда находить трагическое только в побежденном. Поверженный судьбой – вот кто привлекает меня в моих новеллах, а в биографиях – образ того, чья правота торжествует не в реальном пространстве успеха, а лишь в нравственном смысле: Эразм, а не Лютер, Мария Стюарт, а не Елизавета, Кастеллио, а не Кальвин…»

Через скорбную трагедию судьбы и терзаний греческого воина с безобразной внешностью автор попытался донести до читателей мысль, что Терсит, несмотря на свое неприглядное обличье, в душе и сердце преисполнен доброты к людям. Что раны, полученные им в бою, калечат тело, но не благородную и чистую душу. Что стремление к победному трофею любой ценой по головам и по трупам делает душу человека жестокой, а душу завистливой, трусливой, опустошенной. В феврале 1906 года он писал Эллен Кей: «Заканчиваю свою драму “Терсит”. Это трагедия уродливого человека, который слишком долго оценивался только по своей внешности и никогда не был исследован и оценен по своим прекрасным душевным качествам…»

После публикации драмы автор получил от коллег достаточно критичные отзывы, в том числе и от профессора Фрейда: «“Терсит” очень хорош, местами упоителен, но к чему доводить до абсолюта тот