Владимир Першанин - Сталинградская страда. «Ни шагу назад!»

Кто-то из нас попал в санбат, кто лечился в бригадной санчасти. Я от санбата отказался. А дней через десять собрали четверых танкистов из погибшего взвода и приказали идти на место боя. Похоронить погибших товарищей и подготовить машины к эвакуации.

К тому времени наши войска продвинулись вперед. Лес и эта злосчастная дорога были уже в тылу. На всю жизнь я этот поход запомнил. Словно специально наказание нам выдумали (хотя это было не так). Просто мы лучше других знали место боя, да и кого еще посылать?

Кроме оружия захватили с собой лопаты, кирки и пошли. Смотрим, стоят три наших танка, как и стояли. Люки распахнуты, окалина, покрытая инеем, башни на месте, хотя все три машины выгорели изнутри. На погибших ребят смотреть страшно. Черные, как головешки. У кого голова, у кого рука оторвана. Некоторых скрутило жаром так, что нарочно не придумаешь. Руки, ноги во все стороны торчат, тела промерзшие, не сгибаются. Вытащили четверых, а двое в люки не пролезают. Смотрим друг на друга:

— Что делать?

— Вытаскивать, — буркнул кто-то.

Лучше не рассказывать, как мы их вытаскивали, чтобы матерей и жен погибших товарищей не травмировать. Вырыли могилу. Столбик, фанерную дощечку с именами погибших заранее приготовили и с собой принесли.

Закопали наших товарищей, соорудили аккуратный бугорок и воткнули столбик с табличкой. Дали, как полагается, три залпа в воздух, постояли у могилы. Долго ли продержится столбик и братская могила? Чужие, враждебные кругом места. Или немец, или прибалт, проходя, собьет ногой дощечку.

Да если и не наткнется никто, затопит все вокруг талой болотной водой, размоет бугорок, а потом пойдет в рост трава, и не останется следа от братской могилы. Вот такие невеселые мысли бродили в моей голове, когда возвращались в часть.

А меня, когда я отходил от контузии, взял к себе в штаб батальона старший оперуполномоченный особого отдела СМЕРШ. Старший лейтенант, по характеру простой. Я ему по разным мелочам помогал, числился вроде ординарца.

Однажды особист позвал меня, усадил за стол напротив и сообщил, что идет набор в Саратовское танковое училище. Требовалось образование семь классов и хорошая характеристика. Насчет характеристики у меня было в порядке, а вот с образованием… я ведь всего шесть классов закончил.

Аттестатов не требовалось, кто их на войне с собой носил? Мог соврать, но не решился. Начну сдавать экзамены или во время учебы выяснится, что я недоучка. Чем все кончится? Здесь я сержант, ребята меня уважают, а там выгонят с треском за вранье и сунут рядовым в окопы.

Особист меня убеждал, что шесть или семь классов — это формальность. Я опытный танкист (как же, два раза горел!), и такие люди для училища нужны. Отучусь полгода, стану офицером. Разве плохо? Конечно, неплохо. Только в восемнадцать лет голова по-другому работает. Начал я рассуждать, что война к концу идет, и я хочу довоевать до победы в своем батальоне. Старший лейтенант от такой наивности даже выругался:

— К концу… к какому только — непонятно. Ты за четыре месяца дважды в танках горел, чудом выбрался. Или считаешь, Бог троицу любит? Ждешь, когда в лоб снаряд получишь?

Откровенно со мной особист разговаривал и хотел, чтобы я, восемнадцатилетний мальчишка, дожил до победы. Видя, что не переубедить, махнул рукой:

— Поступай как знаешь.

Получил я вскоре свой третий танк. Особист как в воду глядел. На нем мне было суждено снова угодить в переделки, из которых мог и не выйти живым.

Через какое-то время, в феврале, неполная рота из восьми танков пошла в разведку. Имели с собой небольшой десант, а командовал нами капитан. Молодой, лет двадцать пять, но уже повоевавший. Фамилии не мню, энергичный, возможно, излишне самоуверенный. Но решения принимать умел. Не зря так быстро капитаном стал и два ордена имел.

Прошли мы на скорости мимо сгоревшего поселка. Если от наших русских деревень оставались только печи, то здесь, в Прибалтике, каменные дома сохранились более-менее. Выгорали крыши, полы, дерево, торчали закопченные коробки — удобное место для засады. Командир роты повел машины в обход поселка, а вскоре мы увидели линию брошенных траншей.

Осторожно перебрались через траншеи. Все говорило о том, что их покидали в спешке. Экономя металл, немцы старались забирать с собой даже стреляные гильзы от пушек, канистры, эвакуировали подбитые танки.

Здесь же валялось множество стреляных гильз от противотанковых пушек и гаубиц. Самоходка «Веспе» с развороченным боком стояла в капонире. Немцы не сумели ее увезти и сожгли, чтобы не досталась русским. Поспешное отступление свидетельствовало о том, что наверняка впереди находится заслон. Немцы всегда прикрывают свои отступающие части и преграждают путь разведывательным группам вроде нашей.

Танки остановились. Капитан послал трех человек, в том числе меня, поглядеть с высотки, что там впереди. Высотка представляла из себя плоский холм с несколькими каменными глыбами. Недавно здесь было пулеметное гнездо: россыпь стреляных гильз, пустые ленты, банки из-под консервов. Вовремя фрицы отсюда убрались. Но это была мелочь. В бинокли мы разглядели километрах в двух впереди массивный бетонный дот, откуда торчал ствол дальнобойного орудия. Чего-чего, а дотов и разных укреплений в здешних местах немцы за три с половиной года понастроить успели. Недалеко от дота, в капонирах, размещались две противотанковые пушки, скорее всего 75-миллиметровки.

Судя по траншее и окопам, там имелись несколько пулеметов и наверняка минометы, без которых фрицы никогда не обходились. Обычный заслон, который наша рота смела бы с ходу… если бы не массивный дот. Его наши снаряды не возьмут. А внутри скорее всего находится 88-миллиметровое орудие. Его шестиметровый ствол пробивал броню наших танков на расстоянии двух километров. То есть подобраться ближе и всадить в амбразуру снаряд вряд ли удастся.

Впрочем, это решать капитану. Может, он даст команду отступить, но я в этом сомневался. Вернувшись, лейтенант, возглавлявший группу, доложил ротному увиденное. Не знаю, что бы предпринял капитан, но появилась небольшая колонна грузовых машин в сопровождении танка Т-4 и бронетранспортера. Видимо, они выходили из окружения.

Капитан разделил роту на две части. Двум танкам приказано было выждать и открыть огонь по колонне (там было 10–12 машин), а остальным шести танкам под его командованием — обойти заслон с фланга и уничтожить. Главной опасностью для нас был дот с дальнобойным орудием. Обычно стены таких массивных противотанковых дотов имеют толщину метр или полтора. С флангов его защищают «семидесятипятки». Возможно, в тылу тоже имеются пушки.