Сергей Аверинцев - Сергей Сергеевич Аверинцев

403

оградой пока есть застоялая тишина для думания, покоя, потом не будет: восстановится идеология, политика.

3.9.1993.  Кафедра ИТМК. Наталья Петровна Аверинцева, Ива­нов, Ахутин, Брагинская, фактически Гаспаров (который сорвался и врачи запретили ему читать) бежали, я единственный выгнанный. Аверинцев мечтает бежать, фактически в этом году он уже уезжает читать в Женеву.

6.10.1993. Аверинцев, Ахмадулина, Виктор Астафьев (Аверинцев по «Эху Москвы») требуют крепкой власти.

18.10.1993. Газета с самого начала не для нас — если ты не Аве­ринцев, который говорит так же иносказательно, как Лосев.

27.12.1993. Что с Ивановым. Что с Аверинцевым. Ничего не знаю.

29.12.1993. Аверинцев посоветовал Седаковой включить (сам на­писал 8 страничек предисловия по принципу «не... не...») «Похвалу поэзии» отрывками, места выбирала Аня, литератор. А надо было бы дать всё. — Седакова была с Ивановым на летучке Института культуры, где Аверинцев наметил ряд монографий как подготовку к «Энциклопедии христианской культуры», и Тане Бородай отведены, она сама выбрала, страсть и тело, Седаковой — народная культура; ей странно. Навык Аверинцева оглядываться на начальство, его забота о должности ей смешноваты.

 1994

3.1.1994.  Седакова удаляется в европейское пространство — как Аверинцев; как Иванов, снова отъехавший в свою Калифорнию.

6.1.1994. Спор Аверинцева с Яннарасом в апреле в Париже о любви, за которую Яннарас, и berit'e, за который Аверинцев. Как будто бы не любовью и не на ее жаре выкован berit, как будто berit не окостенеет без любви; как будто строгий далекий berit не другое слово для любви.

17.1.1994.  У Аверинцева (в «духовных стихах» о Платоне) есть надежда, он высказывает надежду на то, что в России будет сделано исключение для тела, оно как-то протиснется к божественному спа­сению.

404

25.1.1994. Аверинцев пишет («Новый мир» 1993, № 11) о Струве, что в нашем аду Струве был отклик и тем снимался ад, как у Данте ад снят просвеченностью, возможностью быть услышанным, — т.е. у Аверинцева только лимб это настоящий ад, звонкое просвеченное уже не ад, и он ценит возможность быть услышанным и получает ее, вот сейчас говорит например в Женеве.

16.4.1994. У меня проблема одна, недостаток красоты, простое неумение ее делать. У Аверинцева больше этого умения; у женщин красота просто и так есть.

27.7.1994. Мне часто снится Аверинцев. Демоническое (по Гёте) может встретить себе преградой только демоническое. Он мрачно определяет меня, философ, хайдеггерианец; гедонист, по Ренате. Она на редколлегии «Новой Европы» Витторио Страды, говорил вчера Шрейдер, называла первым главным врагом воинствующий гедонизм. Т.е. мазохизм? вычислил Шрейдер. Велика ли обида Аве­ринцева на то, что у кого-то нет достаточного служения его делу. Если он сам свернул свое дело на околоцерковное, то почему все должны иметь к этому понимание. — Минимальное соприкоснове­ние мне необходимо, и я вчера Аверинцеву позвонил. Наташа и он потом, которому взять трубку сама Наташа же и предложила, живо спрашивали, как было в Париже. Они думают о загранице, в октябре снова надолго уезжают, явно желая того, явно боясь сырости и каш­ля. Ах болезни душат, давят его. Я очень боюсь, что он стал зависим. Ион тоже заманен прелестью академического мира (хотя бы по отцу). — Сон. Мы с Аверинцевым в городе, начало Тверской, я рас­сказываю ему, как в старину сюда ездили, чинно, из школы в кафе. Он входит в кафе, передо мной дверь закрывают. Он одновременно как свой и как звезда.

23.9.1994. Аверинцев делает человеку на самом деле подарок сво­им непринятием его.

10.10.1994. Презентация книги Седаковой. Аверинцев предсказу­емым образом болен и не выбирается из Переделкина. — Она прочи­тала «Землю», ему посвященную.

29.10.1994. Седакова была у Аверинцева, он как ребенок рад оть-

405

езду в Женеву, эта страна ему в тягость, он боится осенней сырости и холода. Он скорее рад поступлению Вани на математический. Он говорил мельком обо мне хорошо, скорее всего спутав «Язык фи­лософии» с тем текстом, который он посмотрел у меня в темноте в машине с Ириной Ивановной.

1995 -1996

29.1.1995. Аверинцев читал на пробу в Вене и был предпочтен Успенскому. Ему тяжело готовить 15 страниц каждый раз — это там обязательно — дважды в неделю.

19.6.1995. Сигов, Аверинцев, Хоружий, Седакова в Париже, гото­вятся к завтрашней встрече с Иоанном-Павлом И.

3.7.1995. В 13.00 20 июня Седакова, Аверинцев, Хоружий, Костя Сигов у папы, там Патрик Делобье, один кардинал, поляк простой священник духовник папы. Аверинцев говорит об общей ситуации, делит всех на фундаменталистов и либералов (новых консервато­ров?), недоволен теми и другими, рад что в Москве он либерал, на Западе фундаменталист; «я не пророк», настаивает он, «не только не большой, но и не малый, ни даже самый малый из малых про­роков», чем вызывает смешливые перемигивания папы и Седаковой, сидящих рядом: «Не Аввакум, что ли», опасливо спросил папа. Он успокаивал слишком горячившегося и слишком глобального Аве­ринцева. — За столом папа спросил, почему Пушкин так не любил поляков. Аверинцев сказал, что к Польше у Пушкина амбивалент­ное отношение. «А ты что скажешь?» обратился папа к Седаковой. «Простое и плохое», сказала она. «Он только очень любил польских женщин».

5.9.1995.  Кафедра. Аверинцев очень располневший, подавший­ся со своим ростом в сторону Лосева (ему дают лекарство с таким эффектом), долго говорил о том, что ученость, школа не прижились в русском православии, доктор теологии не имеет статуса, киевская «могилянская» академия была создана уже для спора с польскими католиками.

2.7.1996.  Седакова, Аверинцев, Сигов, Хоружий сегодня у ста­ренького папы.

15.7.1996.  Вчера разговор с Наташей Аверинцевой. Нет покоя,

406

нет оседлости. Ваня, 17 лет, высокий, 1.84, взрослый, после опера­ции живет у знакомых в Швейцарии и смотрит места; Маша, ей уже 20, перешла на 5 курс филологии и не завела себе мальчика. Наташа говорит о кошках, их много, они рожают, болеют, убегают, умирают, приходят, их возят к ветеринарам.

1998 - 2004

12.1.1998. «Конец света близок», надпись на гаражах. Универси­тет. Профессор академик Аверинцев читает лекцию, его речь о том, как Евангелия не вписываются в жанр античной биографии. Он вы­глядит благополучным, гладкое розовое лицо, как Лосев на кафедре, полноватый, разумный. Спокойный. Выдержать этот ровный тон и так много знать. У него живое удивление перед отличием Евангелия от всего принятого у греков и догадка, под впечатлением смешения языков у еврейских авторов, не совсем академическая, как он сказал, пришедшая в больнице, что сам Христос вставлял греческое слово Параклит, и может быть не только одно это, в своей речи. Но в целом Аверинцеву не нравится идея переводного Нового Завета; скорее всего, он все-таки был написан сразу как есть.